Традиции в архитектуре: Инновации и традиции в современной архитектуре

Инновации и традиции в современной архитектуре

В статье рассматриваются процессы трансформации архитектурного облика современных городов и их при­чины. Дается оценка позитивных и негативных тенденций развития современной белорусской архитектуры. Приво­дятся критерии оценки архитектурных объектов профессионалами, инвесторами и пользователями, в том числе кри­терии маркетинговой оценки архитектурных объектов, которая становится все более значимой для архитекторов. Рассматривается понятие «мода в архитектуре», взаимосвязи облика архитектурных сооружений с их философией, логичностью и эффективностью функциональной организации и конструктивных решений.

The article examines the processes of transformation of the architectural appear-ance of modern cities and their causes and the evaluation of the positive and negative trends in the development of modern Belarusian architecture. Criteria of evaluation of architectural objects by professionals, investors and users, including criteria for evaluating the marketing of architectural objects, which are becoming increasingly important for architects. We consider the concept of “fashion in archi­tecture”, architectural image of the relationship with their philosophy, logic and functional efficiency of the organization and design solutions.

Введение

Мир, в котором мы живем, коренным образом из­менился и продолжает стремительно меняться. На­ступила постиндустриальная эра, идет информацион­но-коммуникационная революция, развивается инновационная экономика, креативная индустрия. Мы вступили в эпоху кардинальной трансформации среды жизнедеятельности людей.

Главный вектор современного развития человечества — глобализация. Со второй половины ХХ века активно развиваются постиндустриальные города (post-industrial cities), среди которых можно выделить: глобальные (миро­вые) города, креативные города, технополисы, экополисы, города-культурные центры, города-центры туризма [1].

Архитектура формирует облик нового мира. Поэтому необходимо критически осмыслить уже сделанное, оце­нить позитивные и негативные тенденции развития наших населенных мест, задуматься о направлениях развития бе­лорусской архитектуры.

Основная часть

Города находятся в процессе постоянной перестройки и развития. Они не могут быть сохранены в том виде, в ко­тором однажды были созданы. Они должны трансформи­роваться в соответствии с меняющимися потребностями общества.

Давайте сносить проспект Сталина и здания Ланг- барда! Современные инвесторы хорошо понимают цен­ность местоположения архитектурных сооружений. Они инициируют, а мы покорно смотрим на то, как сносятся или перестраиваются до неузнаваемости здания, в том числе и памятники архитектуры, в центральных зонах го­родов. Это первая электростанция в Минске рядом с цир­ком, гостиницы «Свислочь» («Беларусь») у стадиона Ди­намо, «Октябрьская» у здания ЦК КПБ, другие объекты. Уже снесено здание музея Великой Отечественной войны на Октябрьской площади для нового прибыльного вложе­ния инвестиций.

Кто же такие «современные инвесторы»? Это люди, имеющие доступ к большим деньгам, как правило, не своим, а занимаемым в банках под проценты, которые оп­лачивает будущий покупатель или арендатор построен­ных зданий. «Инвесторы» не имеют не только своих денег, но также своих проектных и строительных организаций. Все нанимается за деньги, взятые в банках под проценты, что составляет существенную часть конечной стоимости построенных объектов.

Самым прибыльным видом вложения денег для «ин­весторов» является строительство жилья. Жилой дом строится в среднем 1 год. Квартиры продаются и прибыль («моржа») кладется в карман «инвесторов».

Панельные дома как эталон жилья будущего. Круп­нопанельное домостроение (КПД) со времен Хрущева остается доминирующим видом многоэтажной жилой за­стройки в наших городах. Однотипные, многократно по­вторяющиеся здания продолжают нивелировать облик го­родов. Образуются унылые, однообразные пространства улиц и жилых дворов.

Да, здания, выпускаемые нашими заводами, видо­изменяются, улучшаются внутренне и внешне, но сам принцип КПД — массовое повторение одних и тех же архи­тектурно-строительных форм — вынужденно порождает однообразие.

Мы настолько привыкли, что лучше и дешевле круп­нопанельного домостроения ничего нет, что даже не заду­мываемся — так ли это на самом деле? Приведу пример для размышлений. В начале 1990-х годов в Беларуси было по­строено несколько жилых городков для военнослужащих, выводимых из Германии. Немцы, которые давали день­ги на строительство, провели тендер на строительство жилого городка в Барановичах и его выиграла турецкая строительная фирма, дома которой из монолитного бетона оказались дешевле, чем наши крупнопанельные. В моно­лите можно было построить дома с любыми квартирами, но жилой городок проектировал «Военпроект» из типовых 5-этажных жилых домов. Поэтому, турки в монолите вос­произвели все те же крупнопанельные «хрущебы».

Многие новые жилые дома, построенные в последние годы с применением современных строительных техно­логий, также традиционно воспроизводят своих крупно­панельных «собратьев». Когда же мы задумаемся о том, каким должно быть жилье в 21 веке?

Еще одна проблема жилой застройки крупных горо­дов — появление «жилых небоскребов». Казалось бы, все просто — чем выше плотность жилой застройки, тем боль­ше квартир можно разместить на каждом гектаре ценной городской территории. Однако при этом возникают се­рьезные проблемы: ухудшение условий проживания на верхних этажах зданий, нехватка мест для парковки авто­мобилей жильцов, уменьшение озелененных участков во дворах и на междворовых территориях.

Плотность жилой застройки не должна быть чрезмер­ной, а должна давать возможность горожанам жить в ком­фортной и экологически благоприятной городской среде. Например, жилой дом «У Троицкого» (я бы назвал его — «Над Троицким») нарушил масштаб не только Троицкого предместья, но и одной из главных доминант Минска — На­ционального театра оперы и балета. Троицкому предместью вообще не везет с соседями — сначала появился рядом дом- забор «Панорама», а вот сейчас новый сосед-переросток.

Парки и набережные — лучшие места для новой за­стройки. Мы бездумно продолжаем уничтожать приро­ду в городах, причем не только первую (естественную), но и вторую (воссозданную нашими отцами и дедами). На космических видиосъемках Google хорошо видно, как стремительно застраиваются озелененные территории Минска, в том числе гордость минчан — водно-парковая система вдоль реки Свислочь, придающая городу индиви­дуальность.

Как «шагреньева» кожа уменьшаются озелененные территории городского значения. В последнем генераль­ном плане Минска уже нет 7 «зеленых клиньев», которые должны были «врезаться» с разных сторон в городскую застройку из лесов пригородной зоны и обеспечивать вза­имосвязь городских и пригородных озелененных террито­рий. Из них реально сохранились только 2 — северный и юго-восточный. Территория восточного «зеленого клина» рядом с Национальной библиотекой активно застраивает­ся. Остальные «зеленые клинья» превратились в узкие по­лоски озелененных территорий.

Уже перегорожена высоким зданием у цирка долина реки Свислочь — канал воздушного проветривания цен­тра Минска. Под высокоплотную застройку повышенной этажности планируется отдать настойчивым «инвесто­рам» излучину реки Свислочь в районе улицы Красно­армейской. Понятно, что «инвесторам», особенно ино­странным, хочется получить максимальную прибыль и вывести ее из страны. Но ведь есть главный архитектор города, есть министерство, отвечающие за градострои­тельную политику.

В градостроительных нормах за период с 1954 г. по 1989 г. показатели обеспеченности населения озелененны­ми территориями в жилой застройке уменьшились с 12 кв. м / чел. До 6 кв. м / чел. В нор-мах 2002 г. была сделана попытка увеличить этот показатель до 9-10 кв. м / чел. для Минска и 10-11 кв. м / чел. для областных центров. Однако, нормы предусматривают включение в состав озелененных территорий площадок для игр детей, отдыха взрослых, пе­шеходных дорожек. Под них отводится 30% озелененных территорий. То есть фактически нормативная обеспечен­ность населения озелененными территориями в жилой за­стройке составит для Минска 6,3-7 кв. м / чел., для област­ных центров — 7-7,7 кв. м / чел.

Участки, занятые непосредственно деревьями, ку­старниками и газонами (не будем касаться их качества) — это «клочки» озеленения, прорезанные автомобильны­ми проездами и пешеходными путями, соседствующие с автостоянками, мусоросборниками и не способные вы­полнять необходимые экологические и рекреационные функции.

В градостроительных нормах 2008 года предусмотре­но еще большее «ужатие» зеленых насаждений в жилой застройке. В площадь участков озелененной территории квартала, микрорайона включаются площадки для физ­культурно-оздоровительных занятий, прогулок, игр детей дошкольного возраста, удельный вес которых должен со­ставлять не менее 25 % жилых территорий (пункт 9.1.2, таблица 9.1 ТКП 45-3.01-116-2008). То есть площадки и до­рожки могут занять практически все так называемые озе­лененные территории в жилой застройке [2].

Созданные в предшествующие годы озелененные участки на междворовых жилых территориях активно от­водиться под новую застройку для ее уплотнения.

В условиях, когда в крупных городах высока загряз­ненность воздушного бассейна автотранспортом, повы­шенный уровень шума, необходимо изменить отношение к городским озелененным территориям.

По каким критериям оценивать архитектуру? Критерии оценки архитектурных объектов профессиона­лами, инвесторами и пользователями существенно раз­личаются.

Профессионалы оценивают архитектурные сооруже­ния по критериям, которые наиболее понятно сформули­ровал Витрувий еще в I веке до н. э. — прочность, польза, красота, что применительно к современным требованиям означает:

• прочность — применение прочных и эффективных конструкций, строительных материалов, методов строительства;
• польза — высокие потребительские качества объекта, удобное местоположение, соответствие функциям, для которых создан объект;
• красота — выразительный внешний вид объекта, его композиционная согласованность с окружающей за­стройкой, ландшафтом.

Для инвесторов важно выгодно и быстро продать объ­ект, поэтому их критериями оценки архитектурных объ­ектов являются:

• привлекательность и оригинальность облика объекта;
• престижное местоположение;
• минимальные затраты на строительные материалы, конструкции, оборудование, быстрые и дешевые ме­тоды строительства.

Для массового потребителя (пользователя, покупате­ля) архитектурных объектов важны следующие критерии оценки:

• доступная цена покупки или аренды объекта или его помещений, наличие необходимого инженерного обо­рудования, приемлемые эксплуатационные расходы;
• удобное местоположение по отношению к транс­портным коммуникациям, объектам социальной ин­фраструктуры, местам учебы и работы, озелененным территориям, местам рекреации и спортивно-оздоро­вительных занятий;
• безопасность;
• привлекательный внешний вид объекта.

Для потребителей с высокими доходами повышается значимость таких качеств архитектурных объектов как престижное местоположение, привлекающий внимание индивидуальный облик [3].

Маркетинг как главный критерий оценки архи­тектуры. Выразительный архитектурный облик улиц, площадей, городских районов увеличивает стоимость не­движимости. Благоприятный имидж города, городского района во многом создается его архитектурным обликом. Архитектура выступает в роли идентификатора (долж­ны проявляться отличия от архитектурного облика дру­гих улиц, площадей, городских районов), в роли рекламы (должна привлекать внимание потенциальных клиентов и покупателей).

Основными критериями маркетинговой оценки архи­тектурных объектов являются:

• престиж — чувство значимости архитектурного объекта;
• уникальность — исключительность архитектурного объекта, существенные отличия его облика от других архитектурных форм, композиций;
• удобное и престижное местоположения архитектур­ного объекта;
• «прочитываемость» архитектурного объекта, призна­ние его своим, близким;
• мода — следование художественным вкусам своего времени.

Критерии маркетинговой оценки архитектурных объ­ектов становятся все более значимыми для архитекто­ров. При этом редко учитывается контекст — культурные и исторические традиции, стилистика окружающей за­стройки, ее масштаб, особенности ландшафтных условий.

К сожалению удачных примеров «вписывания» совре­менных архитектурных объектов в историческую среду крайне мало.

Как стать модным архитектором? Термин «мода» (англ. fashion) происходит от латинского слова facere — производить, делать, склонять к чему-то, и соответствует понятиям «моделировать», «создавать». В немецком, ита­льянском и французском языках употребляется термин «mode», означающий господствующий в то или иное вре­мя художественный стиль. В этом слове выражается также связь с современностью (mode — modernity).

Архитектурная мода была всегда: во все времена были модные архитекторы, модные архитектурные стили, мод­ные архитектурные формы и детали.

Модные стилевые направления в современной архи­тектуре получают звучные названия: фрактальная архи­тектура (Fractal Architecture), архитектура цифровых игр (Fractal Architecture of Digital Games), новый экспрессио­низм (New Expres-sionism), микромализм (Micro-malism), интерактивная архитектура (interactive Architecture), морфо-экологичная архитектура (Ecologi-cal Morphology Architecture) и др.

Моду в архитектуре все в большей степени определя­ют не профессионалы, а ее потребители, используя сред­ства массовой информации, в первую очередь, Интернет. Они дают оценку объектам архитектуры в соответству­ющих рубриках глобальной сети WWW. Таким образом формируется «общественное мнение». Превалирующие критерии оценки архитектурных сооружений — обратить на себя внимание, стать как можно чаще комментируе­мым в средствах массовой информации. При этом боль­ше обсуждается облик архитектурных сооружений, а не их философия, логичность, эффективность конструкций и функциональной организации.

Внешний вид архитектурных объектов становится главным мерилом оценки их архитектурных достоинств и недостатков. При проектировании также основное внима­ние уделяется визуализации проекта, что позволяет легче его «продать».

Зданияптицы и торговые замки. Архитектура об­ладает сильным эмоциональным воздействием на людей. Восприятие красивого вызывает положительные эмоции, создает чувство гармонии, удовлетворенности. Можно выделить ряд градаций эмоционального воздействия на людей архитектурных объектов: восхищение, симпатия, заинтересованность, безразличие, скука, беспокойство, антипатия, отторжение.

Различные районы города могут вызывать разные эмоции. Эмоциональная оценка городских пространств субъективна и может существенно различаться у жителей города, туристов, людей разного возраста, социального положения, профессий.

Красота города, городского района — комплексное по­нятие, которое включает эмоциональные впечатления об архитектурном облике и планировке города, района, его композиционно-пространственной организации, ланд­шафте, следах истории, впечатления о жителях и другие визуально и эмоционально воспринимаемые характери­стики городской среды.

Красота является не только эстетической категори­ей, но также социальной и моральной. История оставля­ет следы в виде зданий, улиц, площадей, памятных мест, названий. Они образуют культурный капитал места — си­стему символических и эмоциональных ценностей города, городского района, связанных с культурными и историче­скими традициями, их накопленной памятью.

На протяжении тысячелетий архитектура олицетворя­ла устойчивость и защищенность создаваемой человеком жизненной среды. Здания строились на века и своим об­ликом выражали надежность. Архитектор одновременно был художником, конструктором и главным строителем и комплексно решал инженерные и эстетические задачи.

С развитием научно-технического прогресса произо­шло принципиальное разделение конструктивной основы и внешнего облика зданий. Наиболее ярко это проявилось в небоскребах, имеющих несущий металлический каркас и наружные стены из навесных панелей с металлической, стеклянной пластмассовой облицовкой. Иллюзия надеж­ности и устойчивости зданий рассеялась и они выглядят как временные сооружения, ожидающие скорой замены (что периодически и происходит).

Архитектор стал декоратором, который придумывает привлекательный внешний облик здания, что стало его главной задачей. Планировка внутренних пространств, как правило, «свободная» и они могут выполнять разные функции, меняя их по желанию владельца [4, 5].

Заключение

Проблема совершенствования архитектурного об­лика городских и сельских поселений страны, развития белорусской национальной архитектуры сложна и много- планова. Требования к архитектуре и критерии ее оценки все в большей степени определяют не профессионалы, а потребители, которые не обучались в академиях искусств и архитектурных вузах. Как при этом избежать заполне­ния наших городов домами с башенками в идее китайских беседок или шотландских замков, интерьеров с золоченой лепниной в традициях восточных монархов? Как сохра­нить «высокую планку» требований к архитектуре?

Информация об авторе

Потаев Георгий Александрович — доктор архитекту­ры, профессор, заведующий кафедрой «Градостроитель­ство» Белорусский национальный технический универси­тет (220013, г. Минск, пр. Независимости, 65, Республика Беларусь), e-mail: [email protected]

Литература:

1.  Потаев, Г.А. Градостроитель-ство: теория и прак­тика /Г.А. Потаев. — М.: ФОРУМ; ИНФРА-М, 2014. — 432 с.
2. ТКП 45-3.01-116-2008 (02250) Градостроительство. Населенные пункты. Нормы планировки и застрой­ки. — Минск: Министерство архитектуры и стро­ительства Республики Беларусь, 2009. — 64 с.
3. Потаев, Г.А. Композиция в архитектуре и градостро­ительстве / Г.А. Потаев. — М.: ФОРУМ; ИНФРА-М, 2015. — 304 с.
4.  Потаев, Г.А. Эпоха архитектурных декораций / Г.А. Потаев. // Архитектура и строительство. — 2015. — №2. — C. 70-73.
5. Потаев, Г.А. Архитектурный облик постиндустри­альных городов / Г.А. Потаев. // Архитектура и стро­ительство. — 2015. — №4. — C. 16-21.

Поступила в редакцию 18.09.2015 г.

 

Традиции и инновации в современной храмовой архитектуре

26 апреля 2016 г.

Современная храмовая архитектура не отстаёт в развитии и экспериментирует с формами и стилями наравне со светской. Проблема заключается лишь в том, что авторы зачастую забывают, от чего они должны отталкиваться, какие перед ними должны стоять приоритеты.

Московское творческое объединение «Квадратура круга» в составе Даниила Макарова, Ивана Землякова, Филиппа Якубчука направлено на разработку проектов новой храмовой архитектуры. «Наша цель – связать искусство прошлого и культуру настоящего. Церковное зодчество сегодня – это Terra incognita для очень многих людей, мы занимаемся изучением христианской традиции и современной культуры, создавая проекты своевременной храмовой архитектуры. Зодчие древности вбирали всё лучшее из культурного контекста своего времени и возводили великое многообразие храмов и часовен, объединённых общим смыслом. Мы продолжаем эти традиции осмысленного формирования храмового пространства, опираясь на культурные реалии наших дней», – заявляют сами авторы. В основном их нововведения концентрируются на преобразовании формы постройки в соответствии с актуальными концепциями современной архитектуры. 

Одной из первых и сразу же необычных идей стал проект храма на воде 2012 года в посёлке Лозенец (Болгария). В основу были положены приёмы, использованные при строительстве древних маленьких храмов Болгарии, выражающиеся в форме основного объёма – вытянутого прямоугольника с двускатной крышей. Кривизна внутренней поверхности стены рассчитана на отражение и фокусирование солнечного света подводной части храма, в которой можно будет проводить служения. 

Следующий достойный внимания проект – Храм 40 Севастийских мучеников – отражает один из главных концептов «Квадратуры круга», а именно активное строительство храмовой архитектуры в городском пространстве, причём как в центре города, так и на окраинах. Всё внимание было сосредоточено на внешнем декоре, который несёт в себе сильную символическую нагрузку. Образ 40 мучеников предстаёт в виде решётки из 40 переплетённых крестов. Такую металлическую конструкцию оплетает посаженный в клумбы виноград, как символ Животворящего Креста Голгофы и самого Христа. На трёх глухих фронтонах имеется рельеф с изображением сцен жития мучеников.

Игра со светом и тенью также ловко рассчитана, как и в предыдущем проекте – луч попадает во внутреннее пространство сначала через решётку из крестов, затем через круглое отверстие в барабане и щелевидные окна. Помимо прямых функций храма постройка также решает проблему городского озеленения. 

Ещё более необычно световые эффекты представлены в проекте 2013 года. Храм Святой Троицы напрямую отсылает к одноименной иконе А. Рублева. Бог Отец – архитектура (город), Бог Сын – дерево (крест), Бог Святой Дух – горы (камень) – такая визуальная символика воплощена на фасаде здания, соответственно, застеклённая левая часть, отражающая городскую застройку, дерево перед храмом и кирпичная стена. Эффект отражения на стеклянной стене всех основных элементов символизирует единство, а также расширяет пространство. Поэтому проект разрабатывался для плотной городской застройки. 

Проект Клетского храма совмещает в себе наследие деревянных церквей и плавный силуэт храмов модерна. В основу положен контраст пластики фасадов и традиционность в отделке поверхности стен. Для облегчения несущей основы сооружения подразумевается применение клеёных деревянных конструкций. 

Не менее любопытным вариантом загородной православной архитектуры является проект храма Иоанна Богослова в селе Анисимово. На первый взгляд он кажется чересчур простым, однако такая форма взята авторами из истории самого села. Помимо этого, такой тип сельской церкви подразумевает небольшой размер, камерность интерьера. Это достигается за счёт того, что само строение отсылает к традициям – будто из храма XI века взяли одно лишь позакомарное перекрытие и растянули до размеров полноценного здания. Большая часть фасада с плоской орнаментальной резьбой делает его уникальным и в то же время обращается к истории дореволюционных храмов.

Некоторые проекты можно считать цитатами известных современных зданий. Например, Храм сошествия Святого Духа, несомненно, вызывает ассоциацию с лондонской башней Мэри-Экс.

Творческое объединение «Квадратура круга» – довольно молодой коллектив, но именно его можно считать одним из самых ярких представителей современной храмовой архитектуры. Совмещая традиции и инновации, авторы отражают это во всех составляющих: использование дерева и стекла, придание традиционным формам черт последних концепций в архитектуре, совмещение различных типов декора, а также символическое обозначение деталей конструкции.

Городские храмы

Церковь Воскресения Христова 

Большинство идей коллектива на данный момент находится в состоянии проекта, если же всё-таки они воплотятся в жизнь, это станет новым витком в развитии современной русской храмовой архитектуры. Главное, чтобы мастера XXI века не забывали о том, что должен нести в себе храм и переносить это значение сквозь 10 веков истории. 

«Русский стиль» и профессиональная традиция

В статье Григория Ревзина из «Проект Россия» №3 исследуется феномен русского стиля, начиная c неоготики Баженова XVIII века и заканчивая московским постмодернизмом 1990-х. Национальная идея русской школы поиска истинной, то есть органической и целостной, архитектуры раз за разом терпит крах.

Архитектурный обозреватель

образование: Исторический факультет МГУ

деятельность: 10 лет преподавал на кафедре истории русского искусства.
Автор более 50 научных статей по теории и истории архитектуры.
С 1996 по 2000 год — заместитель главного редактора журнала «Проект Россия».
Вел архитектурные странички в «НГ», газете «Сегодня», с 1996 года — архитектурный обозреватель «Коммерсанта».
В 2001–2009 — главный редактор журнала «Проект Классика».

В 2010-2014 годах был комиссаром Российского павильона на Венецианской архитектурной биеннале.
В настоящее время — профессор Высшей школы урбанистики при ВШЭ и партнер КБ «Стрелка».

Каких-нибудь десять лет назад понятие «русский стиль» в архитектуре было четко привязано ко времени: 1830–1917 годы. Сегодня его возрождение в реальной архитектурной практике задает иную перспективу. Стиль переосмыслен из исторического эпизода в сюжет всей русской архитектуры Нового времени. Естественно, сегодня фокусом его судьбы кажется история строительства и воссоздания Храма Христа Спасителя. Однако хотелось бы обратить внимание на другой эпизод: сталинскую послевоенную архитектуру.  

Этот период «осени патриарха» производит самое кафкианское впечатление во всей советской истории. Когда в 1947-48 гг. было принято решение вернуться к политике 30-х, то все движения государства свелись к тому, чтобы уничтожить дух относительного свободомыслия военного периода. Единственным новым сюжетом в отношениях государства и архитектуры оказывается шовинизм великой державы. И здесь мы сталкиваемся с весьма характерной ситуацией. 

Классицистичность сталинской архитектуры делала едва ли не опасным вопрос о ее русской специфике. Классическая ориентация объявлялась возрождением лучших традиций архитектуры русского ампира и классицизма, но господствующее положение — если не в реальном зодчестве, то в качестве профессионального идеала — занимала «ренессансная» концепция И.В. Жолтовского.  

Если в 30-е гг. пафос всемирности коммунистического эксперимента соответствовал «общечеловеческой значимости» источников сталинской архитектуры, то в послевоенное время ситуация резко изменилась. Мы привыкли видеть в сталинской послевоенной архитектуре наиболее полное выражение «культа личности», но реально в послевоенное время, когда выдвинулось новое поколение архитекторов, «отцы-основатели» пребывали в состоянии ожидания своего палача. 

Явилось и приличествующее случаю архитектуроведение. Процитируем М.П. Цапенко: «На новом этапе советской архитектуры формализм принимает новый облик (…). Это мы видим при ознакомлении с тем течением в советском зодчестве, которое получило наименование эстетствующего догматического формализма и связывается с именем И.В. Жолтовского (…). Подобного рода теории надлежит беспощадно разоблачать как проявление враждебной идеологии» (1). Этот донос в форме автореферата диссертации, защищенной в Академии общественных наук при ЦК ВКП(б) в 1948 году, почему-то не сработал. В 1953 г. Цапенко обнаружил истоки советского неоклассицизма в архитектуре 1910-х гг. и решил разоблачить это враждебное явление в зародыше. «Космополитизм в области архитектуры приводил к тому, что всеобщее распространение получили (…) классические формы. (…) Воскрешение их было попыткой гальванизировать образы прошлого, то есть явлением декаданса. Сторонники модернистского классицизма не замечали богатства русской национальной культуры. Подобное пренебрежительное отношение к самобытным формам русского искусства было проявлением в архитектуре платформы западничества, имевшей влияние среди некоторой части русской интеллигенции. К этой группе принадлежали такие лица, как небезызвестный Александр Веселовский, Александр Бенуа и другие» (2). 

Г.П. Гольц. Проект Горсовета и облсовета во Владимире. 1945

Формализм, западничество, недооценка сокровищ русской культуры — этого было более чем достаточно для тотального разгрома архитектурной школы. В последней цитате «отцы-основатели» сталинского неоклассицизма становятся «подельниками» разоблаченных «врагов народа»: погром школы замечательного русского филолога, «небезызвестного Александра Веселовского» — один из центральных эпизодов борьбы с космополитизмом в литературоведении, а уж оказаться в одной компании с эмигрировавшим А. Бенуа — это не то что не оценить богатства русской культуры, а просто предать Родину.  

Можно сказать, что готовился новый переворот в советской архитектуре. Место сталинского ампира должен был занять сталинский русский стиль. Кампания последовательно разворачивается в конце 40-х — начале 50-х гг. — и заканчивается ничем. Стиль не состоялся. 

Разумеется, в послевоенной архитектуре можно найти черты «обрусения». Можно указать на формы кремлевских башен в силуэте сталинских высоток или на архитектуру метро, где происходит переориентация с «классических» античных храмов на «восточно-православные» образцы. Но ни одного по-настоящему неорусского здания в сталинское время построено не было. Неорусские проекты Пантеона, проекты райкомов в стиле владимиро-суздальской архитектуры (М.Гольц) — все осталось на уровне бумажной архитектуры. Опять же, зная ситуацию в стране, мы должны поразиться этому. Почему не состоялся сталинский неорусский стиль? 

Принято считать, что сталинская архитектура не имеет никакого содержания, помимо того, которое вложил в нее «великий кормчий». Но это глупость. Концепция И. Жолтовского рождается в контексте поисков совершенной гармонии классики в духе раннего формализма — работ Цейзинга, Гильдебрандта, концепция И. Фомина — попытка прочитать «романтический классицизм» Пиранези в духе ницшеанства. Считать, что кто-либо из советских руководителей мог не то чтобы принять, а просто понять, о чем тут идет речь, — насилие над здравым смыслом. Если какой-нибудь М. Цапенко начинал что-нибудь понимать, он немедленно бил в набат: «Формализм! Космополитизм! Враги!»  

Существовала сталинская идеология и существовала идеология профессиональной архитектурной традиции. История советской архитектуры — поле диалога между ними. И несостоявшийся сталинский русский стиль — лучшее тому доказательство. Ибо если для власти за русским стилем стояла идея новой русской империи, то для профессиональной традиции русский стиль связывался с идеей глубочайшего упадка, деградации архитектурного творчества.  

В том же 1953 г., когда Цапенко разоблачал неоклассицизм, А.В. Бунин писал про «русский стиль»: «ансамбли русских городов распадались, являя собой картину глубокого художественного оскудения.(…) Попытки возродить древнерусский стиль привели к поверхностному подражанию древнерусской архитектуре» (3). Даже на настойчивое желание властей создать новый русский стиль вновь профессиональная традиция смогла ответить лишь едва заметным «обрусением» классики. 

Политическими аспектами идеологии мы можем не интересоваться. Политика — искусство повторения одного и того же на протяжении возможно более долгого времени, но власть, на разные лады повторяющая со времен Ивана Грозного идею православной империи, все же очень унылый объект для размышлений.  

В зависимости от того, чего тут больше, православного или имперского, идеология власти может отливаться либо в русские, либо в классицистические формы. Но вот ситуация, при которой национальный стиль воспринимается профессиональной традицией как символ упадка, кажется весьма необычной. 

В.И. Баженов. Праздничные строения. Фрагмент рисунка М.Ф. Казакова. XVIII в.

Попытки сконструировать русский стиль в рамках профессиональной традиции, как известно, начинаются в русской архитектуре XVIII века с В.И. Баженова. Баженов находит формы этого стиля в праздничном оформлении Ходынского поля в 1774-75 гг., потом применяет в Царицыне в 1775-85. Источником вдохновения оказывается архитектура московского Кремля (в оформлении Ходынского поля мы уже находим силуэты будущих сталинских высоток), однако она преображается в фантастическое видение. 

Всем известно, что стиль Баженова — неоготика, известно также, что в XVIII веке формы древнерусской архитектуры назывались «готическими», так что «неоготический» стиль оказывается по смыслу «неорусским». Но в этих номинациях возникает один аспект, о котором не следует забывать. Баженов попадает в Парижскую Академию в 1760 г., в период напряженного обсуждения идеи «греко-готического синтеза», начатого трактатом аббата Кордемуа и продолженного трактатом М.А. Ложье (4). Его «готика», его «неорусский стиль» рождается на пересечении этой идеи и итальянской сценографии (5).  

Древнерусская архитектура не только называется «готической»— она видится сквозь призму западного опыта.  

Вовсе не случайно основой его поисков оказывается «гиббелинская» архитектура Кремля — башни, выстроенные миланцем Пьетро Антонио Солари в 1490-е гг. и надстроенные в 1620-е Христофером Головеем в стиле поздней английской готики. Баженов не только выбирает в древнерусской архитектуре самое готическое, но и специально «готизирует» эти мотивы в духе XVIII в. «Готическое» (оно же «романтическое») — это в то время все странное, необычное, фантастическое, мистическое, именно этих эффектов добивается он в Царицыне. 

Новый этап «русского стиля» — этап эклектики XIX века — начинается весьма сходным образом. Обратимся к двум текстам: статье Н.В. Гоголя «Об архитектуре нынешнего времени» (6) и «Философическим письмам» П.Я. Чаадаева (7). Первый из них справедливо считается «манифестом» архитектуры историзма в России (8), второй принадлежит к базовым текстам «русской идеи» в русской философии. И для того, и для другого специфика «русского» вырастает из православия. Оба начинают с того, что христианство совершенно несовместимо с классикой — архитектурой языческой, «телесной», материальной. И оба в качестве иного архитектурного идеала выдвигают… готику. И логика этих текстов, и их эстетика — вновь западные, идеал архитектурной формы — вновь полет готических сводов. 

Процесс возвращения к национальной средневековой архитектуре в Европе XIX в. — общеевропейский. Однако Россия здесь демонстрирует весьма характерную специфику. В своей классической работе «Возрождение готики» К. Кларк (9) показал, что в Англии «возрождение» (revival) готики дополняется ее «выживанием» (survival) — первые неоготические здания по времени отстоят от последних готических зданий меньше, чем на десятилетие. Кларк мыслил эту ситуацию как уникальную для Англии, но сегодня ясно, что это общеевропейский процесс. «Греко-готический» синтез во Франции и Германии, «барочная готика» центрально-европейских стран — все это дожившие до неоготики остатки средневековых традиций. 

Вид московского Кремля времен Петра I. С картины Рабуса

В России последние древнерусские здания строятся еще в 1790-е гг. (например, в Суздале), т.е. даже после того, как строятся первые неоготические. Но реального пересечения «возрождения» и «выживания» русского стиля не происходит. Дело в том, что сама профессия архитектора — петровское нововведение. Древнерусские храмы строятся на всем протяжении XVIII века, однако работают над ними средневековые артельные мастера. В Европе до неоготики дожила готика, но не caputmagister средневековой артели. Готические соборы достраивали уже архитекторы Нового времени — это входило в их профессиональный опыт.  

В России сам статус архитектора как профессионала оказался связан с его отрывом от древнерусской традиции. Поэтому любое обращение к древнерусской теме носило характер взгляда извне — из европейской профессиональной традиции — на совершенно чужой материал, само прикосновение к которому опасно граничило с потерей профессионального статуса. 

Из сказанного получается, что профессиональная архитектурная традиция не несет в себе ничего русского. Нам же кажется, что ее русская специфика приходит не через профессию, а через иные сферы культуры. И эта специфика, как ни парадоксально, решительно противостоит поэтике русского стиля. Именно она заставляет рассматривать его как упадок архитектурного творчества. 

Неорусский стиль построен на принципе знака — древнерусские детали, размещенные на фасадах, «означают» принадлежность к русской традиции. Это принцип любого эклектического нео-стиля. Но в России он попадает в весьма специфический контекст — глубокого недоверия к знаку, укорененного в культурной традиции. 

Главное событие русской религиозной жизни на протяжении тысячелетия — раскол XVII века — прекрасно демонстрирует эту специфику. Речь идет о новой обрядности православия. Когда для разрешения религиозного кризиса в Грецию был послан запрос о том, как следует креститься, двое- или троеперстно, то ответ — это не представляет особого значения — был воспринят как очередное доказательство того, что греки отклонились от подлинного православия. В России, напротив, именно это и было важно. Знак связан с тем, что он означает, мистической, жесткой связью, подобно тому, как неверно произнесенное слово в архаическом заклинании отменяет значимость заклинания. Характерно, что во всей древнерусской культуре мы практически не находим развитых символических программ — символика архитектуры здесь основывается на решениях вселенских соборов первых веков христианства, а новая появляется с огромным трудом. 

В архитектурной практике Нового времени эта тяга к мистическому родству формы с тем содержанием, которое в ней заключено, проявляется в совершенно неожиданном контексте. А именно — в прочтении идеи органичности архитектуры.

Несоответствие конструкции, декорации, материала и функции в русской профессиональной традиции воспринимается как святотатство. Едва ли не самое удивительное заключается в том, что теории, утверждающие это единство, возникают не до, не после, а в самый период расцвета эклектики. 

Я.Г. Чернихов. Мемориальное сооружение. Эскиз. 1945

В 1851 г. А.К. Красовский пишет: «Соблюдение этого правила придает строению качество, известное под названием архитектурной истины. Она должна составлять главное и первенствующее условие, которому должны подчиняться все другие правила образования архитектурных форм» (10). Эти поиски истинной архитектуры, в которой ее подлинность оказывается своеобразным заместителем принципа религиозной целостности, будут сопровождать весь период эклектики. Истина будет пониматься то как научное исследование словаря форм древнерусской архитектуры (И.Е. Забелин), то как соответствие мистическим законам христианства, воплощенным в русской идее (В.О. Шервуд), но само стремление ее достичь, столь странное для эклектики, никогда не будет пропадать (11).  

Архитектурная истина необходима для того, чтобы архитектура могла устраивать жизнь, архитектура — не цель, но средство преобразования общества, а для того, чтобы переустраивать жизнь, необходимо владеть секретом ее истинного устройства.  

Все это не лозунги конструктивизма, но идеи русской архитектурной теории эпохи русского стиля середины и второй половины XIX века. Русская профессиональная архитектурная традиция разделяет общее для русской культуры мессианство. Архитектурные формы поэтому должны быть не знаками, значение которых — в нездешнем условном знаковом пространстве, но словами заклинания, магическими кристаллами, которые, будучи произнесены или созданы, должны перевернуть мир и выстроить его по всеобщим законам гармонии. 

Итак, с одной стороны, все органические связи с русской средневековой традицией рвутся самим статусом архитектора-профессионала, а с другой стороны, специфика русского менталитета требует органической подлинной архитектуры. Это определяет чудовищно противоречивый статус русского стиля в русской архитектуре. Естественно, он никак не соответствует тем требованиям, которые предъявляются к истинной архитектуре. 

Но связываясь с «русской идеей» (везде, кроме собственно профессионального сознания: в политике, философии, литературе), он становится на место этой самой истинной архитектуры. То есть имеет статус лжи, вставшей на место истины. Если иметь в виду скрытую религиозную подоплеку истинной архитектуры — статус антихриста. Именно поэтому он связывается в профессиональной традиции с идеей глубочайшего падения архитектуры. 

Все это — история идей, и кажется, что сегодня, когда и истинная архитектура, и пафос преобразования мира приказали долго жить, мы вне этих идеологических коллизий. Не тут-то было. Странным образом все это проявляется сегодня в коллизии возрождения русского стиля — скажем, в Москве. 

Казалось бы, новый «московский стиль» — это классический пример регионализма, тривиальный для постмодерна. Ничего подобного. Во главе всего стиля стоит Храм Христа Спасителя — воплощенная «русская идея», которая, с точки зрения власти, «всех нас объединяет». Это уже нечто немыслимое в ментальности постмодерна.  

Но профессиональный статус «московского стиля» еще более парадоксален. Если цитаты из классики или из модерна кажутся знаками высокой архитектурной культуры, то «московские шатры» на небоскребах воспринимаются как «халтура», «официоз», признак профессиональной нечистоплотности. Ровно по тем же причинам.  

Постмодернизм в России был воспринят как новая истинная архитектура, служение которой — благородная миссия. Обращение в русле постмодернистских идей к русскому стилю вновь воспринимается как профанация этой миссии. 

(1) М. Цапенко. «Борьба с формализмом в советской архитектуре». М, 1949. с. 23-24 

(2) Он же. «О реалистических основах советской архитектуры». Киев, 1953. с. 98 

(3) А.В. Бунин. «История градостроительного искусства». Т. 1. М, 1953. с. 480 

(4) См. R.D. Middleton. «The abbey de Cordemay and the Greeco-Gothic ideal: a prelude to Romantic Classicism». Journal of the Warburg Courtauld Institute, XXV. с. 278-320 

(5) См. И.В. Рязанцев. «Об истоках псевдоготики В.И. Баженова». В сб: Россия-Европа. Из истории русско-европейских художественных связей XVIII — начала XX века. М, 1995 

(6) Н.В. Гоголь. «Об архитектуре нынешнего времени». Полное собрание сочинений, т. VIII. М, 1954 

(7) П.Я. Чаадаев. «Четвертое философическое письмо» (вариант). Сочинения и письма П.Я. Чаадаева, т. II. М, 1914 

(8) См. Е.И. Кириченко. «Архитектурные теории XIX века в России». М, 1986. с. 51-63 

(9) К. Clark. «The Gothic Revival». Harmondsworth, 1962 

(10) А.К. Красовский. «Гражданская архитектура». СПб, 1851. с.13 

(11) См. Е.И. Кириченко. Цит. соч. 

Традиции и современность в архитектуре Японии

Формирование такого направления как регионализм началось в Стране восходящего солнца одновременно со странами Северной Европы.

Заметнее всего в архитектуре Японии регионализм начал проявляться во второй половине двадцатого века после поражения во Второй мировой войне. Толчком к распространению явились факторы из области политики, социальной и экономической сферы такие как: принудительная демилитаризация страны, демократизация, восстановление после войны, технический прогресс в строительной отрасли.

Все это стало мощным движущим фактором для развития культуры и общества Японии. Началось строительство центров культуры, спорта, бизнес-центров, театров и музеев. Происходит формирование принципиально нового вида общественного строения – ратуши, которая представляет собой некий объект с большим количеством функций – являющийся зданием местного самоуправления и центром культуры.

В середине прошлого столетия развитие архитектуры подобного рода строений проходило по примеру второй волны модерна в Европе. Принципы именно этого стиля гармонично вплелись в традиционное зодчество Японии, которое в течение многих веков отличалось стабильностью и неизменностью стиля. Оно избежало радикальных перемен в области стиля, которые были характерны для Европейского искусства. В истории архитектуры Японии можно отследить два архитектурно-конструктивных направления: каркас из дерева с несущим заполнением, выполненным из легких щитов и циновок; массивный сруб из дерева. Первое направление распространилось в возведении жилья самых разных категорий. В таком стиле строили хижины и дворцы. Второе направление нашло применение при проектировании храмов и хранилищ.

Отличительной чертой европейской архитектуры было преобладание пластической разработки колонн, стен, аркады. Японская архитектура характеризуется пластической разработкой тяжелой крыши, выполненной из черепицы, имеющей довольно крутой уклон. При этом предусматриваются большие выносы свесов кровли, которые с помощью вариантного проектирования поддерживают свесы. При этом пластическое проектирование конструкций, расположенных вертикально (каркасных стен или стен из бревен) не проводилось. Поэтому сохранялась их нейтральная структура конструкции.

Жара и влажность учитывались при проектировании базовых конструкций стен и кровли. По этой же причине постройки над основаниями немного подняты на отдельно стоящие опоры. Сейсмическая ситуация на островах обусловила малоэтажность построек, проектирование лаконичных  объемов строений.

Данная историческая справка приведена для понимания того, с какой легкостью страна восходящего солнца переняла черты модернизма, органично вплетая их в традиционную архитектуру. Легкий каркас из дерева Японские архитекторы заменили на монументальные сооружения с железобетонным каркасом. Наиболее яркими представителями этого стиля стали Маякава, Танге, Курокава и многие другие. Классика модернизма Японии – музей Мира в хиросимском комплексе, построенном архитектором Танге в период с 1949 по 1956 гг.

Музей Мира, архитектор Танге.

Вскоре малая эмоциональность модернизма стала требовать поиска вспомогательных средств выражения. Сначала в ход шли приемы традиционного регионального подхода.

В архитектуре наших дней развитие регионализма происходило в трех направлениях: имитации, иллюстративного традиционализма и органичного преломления традиций.

При разработке проекта культовых зданий в основном проект имитирует традиционный сруб, но при этом используется железобетон. Этот же подход встречается в проектах светских строений. Примером может служить павильон на выставке Экспо-67, спроектированный архитектором Иосинобо Асахара, проект токийского театра, созданный архитектором Хироюки Ивамото. Навесные панели стен из железобетона, расположенных снаружи по горизонтали, украшены рельефом-имитацией рубленой стены из дерева.

Что касается иллюстративного традиционализма, то здесь наиболее популярно внесение элементов, принятых традиционно в строении, спроектированном по законам стиля модерн. Очень часто эти элементы походят на не завуалированные цитаты. Прототипом венчания здания международных конференций в городе Киото (выполненного из железа и бетона) архитекторы С. Отани и Т. Оти выбрали аналогичный элемент храма III века в городе Исе.

Здание международных конференций в городе Киото, архитекторы С. Отани и Т. Оти

Здание международных конференций в городе Киото, архитекторы С. Отани и Т. Оти

Кикутаке для своей разработки в городе Идзума выбрал солнцезащитные решетки из железобетона, аналогичные решеткам храмаVII в., выполненным из дерева.

Административное здание в Идзумо (1963 г.), архитектор Кикутаке.

Административное здание в Идзумо (1963 г.), архитектор Кикутаке.

Органичное направление применения подходов архитектуры, сложившейся традиционно, представляет токийский фестиваль-холл, проект архитектора Маякавы. Каркас здания – легкий, выполненный из железа и бетона, заполнен прозрачными, пропускающими свет ограждениями. Характерная особенность строения – массивность кровли, большой ее вынос, размер которой визуально увеличивает парапет, выполненный из бетона под наклоном. Он защищает от ветра эксплуатируемую крышу. Разработанная в традициях японской архитектуры композиция здания обладает обновленной формой, в которой отсутствует имитаторство. Подобный тяжелый парапет, имеющий принципиальные отличия в формах, использован в разработке музея в Нагасаки. Если сравнить два вышеприведенных решения с возведенным тогда же зданием токийского музея западного искусства по проекту Корбюзье, можно увидеть, что использованные в проектах приемы повышают выразительность композиции.

Также наиболее органичное для страны восходящего солнца тяжелое венчание стало популярным, и было использовано формально многими зодчими. Сегодня оно встречается во всех больших городах.

Путь архитектуры страны восходящего солнца в освоении регионального направления в создании проектов современных построек легче увидеть, сравнив 2 объекта с одним и тем же назначением – две ратуши – в творчестве архитектора Танге, спроектированные с разницей  в два года. Это префектура Кагава в Такамацу и муниципалитет в Курасики. Префектура спроектирована в интернациональной манере, принадлежность к определенной нации выдает только наличие консолей из железобетона, вынесенных на фасад торцами, что напоминает конструкции из дерева, выполненные в японских традициях. Проект муниципалитета – пример реализации регионального направления без применения элементов национального колорита, которое опосредованно повлияло на расположение расставленных на больших расстояниях друг от друга открытых опор, формирующих первый ярус, которые книзу слегка расширены. Также к элементам национальной архитектуры  можно отнести пропорциональность составных частей разрезки стен фасадов в два ряда и соединения их по углам, которые напоминают сопряжения сруба из дерева в утяжеленном венчании строения.

Глубинные признаки регионального направления связаны с избирательностью относительно подбора несущих конструкций и отображения в построении их тектонических возможностей. Учитывая то, что традиции японской архитектуры использовали как базу конструкции стоечно-балочные и срубные, выполненные из дерева, в зодчестве страны восходящего солнца не прижилась тектоника сводов и куполов. Поэтому в архитектуре наших дней специалисты используют железобетонные перекрытия с ребрами, отображая их элементы на фасадах, в  обстановке, в то же время безбалочные практически не находят применения. Используются повсеместно конструкции складчатого типа из железобетона для покрытий и стен, при этом не находят применения их аналоги – многоволновые оболочки  имеющие форму конуса и цилиндра, своды и купола. Активно применяются системы подвесных покрытий и компоновка данных систем в объемные формы. Несмотря на современную конструкцию проектов, на создание их силуэтов авторов вдохновляли сложные формы покрытий, выполненных в лучших традициях японской архитектуры.

Проект Олимпийского комплекса в Токио, архитектор Танге

Самое яркое проявление – проект Олимпийского комплекса в Токио, разработанный архитектором Танге в 1964 году. Комплекс представляет собой два здания. Одно из которых – крытый бассейн, второе – зал для игры в баскетбол. Покрытия построек  – подвесные. Главные несущие тросы бассейна,  прикреплены к двум пилонам. Зала для игры в баскетбол – к одному. Второстепенные — прикреплены к контурам, служащим опорой выполненным из железобетона. Построение выполнено в 2 масштабах – выражающем пространственные формы и силуэт покрытий, выполненных из металла. И меньшем масштабе – стоечно-балочных разделениях опоры, являющейся контуром, напоминающих традиционные архитектурные формы.

В конце прошлого столетия региональный стиль уступил позиции глобальным направлениям, проявлявшимся в архитектуре. В основном это был неомодернизм, неоэкспрессионизм, постмодернистическое направление. Данные стили в Японии развивали архитекторы Шинохара, Кикутаке, Исозаки, Андо, Ито, Моцуна. Направления характеризуются сведением к минимуму выразительных приемов, ограничение применения сводов и куполов. Переход обусловлен, прежде всего, заменой железобетона на металл в конструкциях.

Традиция — как основа создания образа современного православного храма

30 Января 2018 г.

Предлагаем Вашему вниманию доклад Капустина А.М., магистранта второго года обучения МАРХИ, который прозвучал 22 января в МАРХИ на Молодежной конференции по архитектуре православного храма. Этот доклад был особо отмечен председателем Экспертного совета по церковному искусству, архитектуре и реставрации протоиереем Леонидом Калининым.

Сегодня в архитектурном сообществе остро обсуждается вопрос образа современного православного храма. При наличии массы противоречий и споров, у профессионалов уже выкристаллизовывается единая позиция в одном: во главу угла архитекторы ставят слово «современный», говоря именно о том, что храм должен передавать дух нового времени, эстетика которого должна явственно отличаться от той, которая в обществе воспринимается как традиционная для православной архитектуры.

В современном архитектурном сообществе эта позиция типична в отношении сооружений любого функционального назначения. Проще говоря, в вопросе православного храмостроения архитекторы не повели себя исключительно и сделали вывод, вполне соответствующий сложившейся современной логике архитектурного мышления и системе ценностей. Точно в таком же ключе любой архитектор сегодня ответит вам на вопрос о современной архитектуре жилых домов, торгово-развлекательных центров, театров и т.д.

Однако стоит задаться вопросом, верно ли это в отношении православного храмоздательства? Сложившаяся система мышления, и соответствующая система ценностей в архитектуре, которую исповедуют сегодня, созданы еще в начале XX века, а именно после Первой мировой войны, результатом которой стали революции в крупнейших Империях, и, как следствие, искусственное изменение вектора культурного развития в большей части мира. Принцип суждения архитектора настоящего времени довольно точно передает текст «Афинской хартии», манифеста 1933 года, в котором были сформулированы новые, революционные принципы творчества для градостроителей и архитекторов (сегодня эти принципы считаются классическими). Характерным примером может служить следующая цитата из хартии: «Применение стилей прошлого в эстетических целях в новых сооружениях, в исторических зонах приводит к пагубным последствиям. Внедрение стилей такого рода не может быть допустимо ни в какой форме». Эта цитата наглядно демонстрирует новый взгляд в вопросах преемственности в творчестве архитекторов. Явственно демонстрируют дух того времени высказывания и видных деятелей культуры соответствующей эпохи. Так Казимир Малевич в своей известной статье «Архитектура, как пощёчина бетоножелезу» писал: «Я живу в огромном городе Москве, жду ее перевоплощения, всегда радуюсь, когда убирают какой-нибудь особнячок, живший при Алексеевских временах». Как мы видим, формировался новый подход в искусстве и в архитектуре, радикально начинала отрицаться традиция. При этом нигилистический подход в архитектуре тесно развивался с уничтожением христианской культуры. Так на территории Российской Империи за XX век были уничтожены десятки тысяч православных храмов. А новые поколения архитекторов воспитывались на идеологии, объясняющей справедливость и необходимость данной политики в архитектуре. Архитектурное образование было реформировано в плане отрицания целесообразности и необходимости преемственности традиций, и даже их вреда. Снос монастыря, храма, дворца или доходного дома должен был быть обязательно объяснен нелепостью этого сооружения, в смысле ориентированности его эстетики на исторический опыт, и, если это было возможно, то непременно на освободившемся месте появлялось новое здание, внешний вид которого ниспровергал традицию прежней архитектуры (что и было продиктовано «Афинской хартией», приведенной выше). Наглядной иллюстрацией претворения в жизнь новой идеологии в западной Европе может служить проект Ле Корбюзье, архитектора, идеолога «новой архитектуры», одного из создателей «Афинской хартии» (сегодня его принято считать классиком), речь идет об одном из самых известных его проектов — капелле в Роншане (Франция). Этот проект хорошо демонстрирует, что, хотя в западных странах и не было такого гонения христианства, как в России, но искоренение его традиционной культуры было. Не многие знают, что данный проект был осуществлен на месте, специально взорванной для этого, древней капеллы, а из ее останков сооружена пирамида неподалеку. Новая капелла ясно демонстрировала новую систему архитектурных и духовных ценностей, появившуюся в профессии архитектора. Нужно сказать, что сегодня этот объект является одним из самых уважаемых среди архитекторов. Это только один из множества примеров, сложившихся за последнее столетие в закономерность.

Так, процессы уничтожения христианской культуры и искоренения, сложившейся за многие века, архитектурной традиции неразрывно переплелись, представляя собой части единого целого. Из этого можно сделать предположение, что сегодняшняя архитектурная система ценностей, которая основывается на теории архитектуры XX века, не вполне подходит для создания концепции формирования образа православного храма, а ведь именно на основах этой системы ведутся дискуссии на данную тему сегодня. В настоящее время в профессиональном сообществе новаторство в эстетике является главной целью, а его залогом архитектор видит отрицание традиций.

Так что же можно противопоставить сложившимся тенденциям? В первую очередь, это не должен быть узкопрофессиональный взгляд, сформировавшийся за XX век, тем более, если речь идет о православном зодчестве.

Так как внешний образ православного храма есть символ христианской веры – значит, внешний облик должен демонстрировать, в первую очередь, не какую-либо архитектурную концепцию, а фундаментальные ценности православного вероучения, в противном случае это можно будет определить как ошибку архитектора, который не смог соблюсти требование «заказчика», то есть Церкви. А, следовательно, чтобы определить верный архитектурный подход для решения обозначенной проблемы, следует обращаться не к архитектурным концепциям и теориям, а к православному богословию.

Таким образом, становится явственно видна ложность применения сложившихся на сегодняшний день архитектурных тенденций в создании образа православного храма, так как они символизируют именно архитектурную философию, а не христианское вероучение. Тезисом настоящей статьи будет заключение о том, что современные тенденции в архитектуре не только не подходят, но противопоставляют себя православной традиции. Приведем несколько примеров:

— В современной архитектуре твердо устоялось мнение, что архитектурное решение должно быть основано на субъективных предпочтениях архитектора, как индивидуума, что предаст архитектуре неповторимость, современность и, в первую очередь, узнаваемость руки автора. Однако это противоречит православной модели поведения человека. Приведем для пояснения цитату из Евангелия от Иоанна: «Ибо Я говорил не от Себя; но пославший Меня Отец…». Здесь ясно демонстрируется принцип выдвижения на первичное место не своей воли, но воли Бога, а в случае архитектуры мы скажем: «не субъективной воли архитектора, но опыта Богопознания, выраженного в архитектурных формах, непрерывно эволюционировавших многие века, всегда создававшихся на основах преемственности церковной традиции». Примером такой модели поведения могут стать Пророки и Апостолы, которые (как писал в своих трудах священник и богослов И. Г. Соколов в начале ХХ века): «…свою чудодейственность приписывают не своим силам или своему искусству, но силе Духа Святого, действующего через них».

Этот принцип был среди тех, которыми руководствовалась Церковь, определявшая достоинство священных книг при собрании их в один состав-Канон. Быть может, сегодня Церковь должна оценивать достоинство архитектуры проекта храма также по этому параметру. Когда храм предстает перед зрителем как богодухновенное творение, когда архитектор является не единоличным субъектом, но транслятором (через свое творчество) православного учения, традиции Церкви, если он стремится координировать направленность своей воли с Божественной, а не с диктатом моды и собственных желаний. Верующему необходимо, в первую очередь, попасть в православный храм, а не в место, где он мог бы ознакомится со вкусовыми предпочтениями какого-либо архитектора. Для подтверждения приведем еще одну цитату, но уже из Евангелия от Матфея: «…ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». В простой трактовке смысл приведенных слов можно изложить следующим образом: «нет истинной Церкви там, где есть единство мнения только одного человека». Этот принцип лег в основу такого фундаментального явления Православной Церкви, как соборность. Это ясно демонстрирует невозможность доминирования личности и личного взгляда архитектора в православной архитектуре, ведь тогда облик храма будет символизировать личность новатора, а не соборность. Это противоречие будет снято только в случае, если архитектор своей целью сделает не реализацию себя, как художника, на первый план выдвинув личное, а примет традицию, которая символизирует соборность, а не личность.

Таким образом, можно заключить, что преемственность традиций в архитектуре максимально точно отображает православный богословский подход, где архитектор приоритетом для себя ставит не собственную архитектурную интерпретацию, а огромный творческий опыт, сформулированный Церковью на протяжении двух тысяч лет. Наглядно это могут подтвердить слова Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла: «Церковь — это консервативное начало, Церковь призвана сохранять традицию» (из книги «Слово о традиции и современном обществе»).

Непринятие преемственности в данном случае ведет и к иным следствиям.

Наглядными являются сегодняшние попытки архитекторов создать современные проекты православных храмов, облик которых в итоге практически ничем, зачастую, не отличается от протестантских. Концепция отрицания традиций свойственна для протестантской философии, что и отражается на соответствующей архитектуре. В нашем же обществе эта тенденция, помимо влияния архитектурных теорий, проросла философией утвердившегося капитализма, который в свою очередь и есть продукт протестантского учения о материальном достатке и предопределении. Это наглядная демонстрация той ситуации, когда в архитектуру проникает та философия, в среде которой архитектор находится каждодневно, ведь сегодня он живет в капиталистической экономике, подсознательно впитывая ее ценности (т.е. протестантские). Не обращаясь к ценностям православия, архитектор автоматически, даже не подозревая, обращается к иному ряду приоритетов (не православному).

Таким образом, православие через современный архитектурный взгляд становится уязвимым перед другими христианскими конфессиями.

При условии принятия вышеописанных суждений верными, перед архитекторами встает трудная задача — возрождение традиционного творческого архитектурного метода. Еще русский философ Иван Ильин писал в труде «Путь к очевидности»: «…одно из самых тяжелых и опасных наследий революций в России состоит в утрате истинного академического уровня». И действительно, с отрицанием преемственности, профессия архитектора за XX век потеряла тот инструментарий, который позволял зодчим прошлого создавать шедевры архитектурного и градостроительного искусства. Существует огромное количество объективных архитектурных знаний и законов, которые необходимо возродить в образовании архитектора (и которые игнорируют современные архитекторы), а затем применять в творчестве. В пример можно привести богатое теоретическое наследие, оставленное нам традиционной культурой. «Теория классических архитектурных форм», последним ее блестяще сформулировал профессор Иосиф Михаловский. Теории геометрического и арифметического пропорционирования, которые в свое время формулировали, к примеру, Герман Грим или профессор Кирилл Афанасьев и многие другие. Существуют теоретические оформления композиционных методов в архитектуре и градостроительстве, сформулированные в фундаментальных трудах такими архитекторами, как Иван Ламцов, Михаил Туркус (в архитектуре), Камилло Зитте, Андрей Бунин, Альберт Бринкман (в градостроительстве). Перечислять можно бесконечно. Без сомнения, необходимо тщательное изучение памятников традиционной архитектуры, где самое пристальное внимание следует обратить на православное зодчество.

Но в данной ситуации очень важно, чтобы изучение теоретического наследия, истории архитектуры было не только историографическим (ценность которого трудно переоценить), но чтобы изучение было творческим, живым. Не для созерцания, а для созидания. Такой характер познания архитектуры также необходимо возрождать, сегодня архитектор не нуждается в познании традиционного архитектурного мастерства, именно поэтому изучение исторических памятников зодчества ведется в основном именно фактологическое. Возрождение такого подхода к изучению (созидательного) также будет отражать творческий характер православной веры. Речь идет именно о глубоком, академическом творческом подходе, о знании законов тектоники, композиции, сомасштабности, методов пропорционирования, деталировки. О знании теории цвета, перспективы, теорий формообразования, как классических, так и неклассических, об умении оперировать пространственными и композиционными законами в градостроительстве, о знании свойств оптического искажения и т.д. И не просто знать все это в теории, но находить всему обязательное живое применение, стремиться создать произведение высокого искусства.

Возродив традиционную архитектурную школу изучения и проектирования, имея в виду все те теоретические знания и практические умения, которыми обладали архитекторы раньше, общество скоро получит и качественно новую архитектуру. Ведь до ХХ века преемственность в творчестве архитекторов была всегда и служила поводом для создания новых стилей. На примере всей истории архитектуры можно решительно сделать вывод, что преемственность традиций не является помехой для новаторства, которое так ценится архитекторами.

Итак, основной вывод можно сформулировать следующим образом: традиция, являясь одной из основ Православной Церкви, должна недвусмысленно служить опорой в создании современного образа храма, ее отрицание архитекторами ведет к противоречиям профессии и религии. Преемственность традиции в храмовом зодчестве непременно будет рождать новые образы, но уже наполненные высоким интеллектуальным и духовным содержанием, отражая не архитектурную философию, а в первую очередь, основы православной веры.

В заключение хотелось бы привести в пример цитаты двух людей: русского священника-богослова и теоретика архитектуры, смыслы этих цитат тождественны. Павел Флоренский писал о традиции: « …подымая на высоту, достигнутую человечеством, …высвобождает энергию…к новым достижениям, к новым творческим взлетам». В свою очередь Андрей Иконников в книге «Художественный язык архитектуры» писал: «…образовавшийся разрыв между темпами материального прогресса и духовным развитием человека можно восполнить, только обращаясь к мощным пластам культуры прошлого, используя их для строительства будущего».

Традиция и контр-традиция в архитектуре и изобразительном искусстве новейшего времени

Признаюсь, каждый раз при подготовке очередной нашей «МОНУМЕНТАЛИТЫ» меня терзают смутные сомнения: стоят ли затраченные усилия достигаемого результата? На одной чаше весов – доклады лучших специалистов, насыщенное профессиональное общение и «плановое», комплексное исследование той темы, которая, на мой взгляд, действительно нуждается в осмыслении: темы традиции в современности.

На другой чаше весов – практическое отсутствие финансирования и вообще какой бы то ни было серьезной, систематической поддержки проекта, возможности его «раскрутить», издать сборник докладов и вообще встроить в системное, укрепленное русло. Спасибо, что коллега Даянов изначально взял наши мероприятия под крыло Союза, избавив меня от необходимости искать деньги на аренду зала. В этом году все три дня конференции прошли в Белом зале роскошного особняка Половцева, без неудобной смены площадок, как это было раньше. Правда, количество организационных забот и хлопот, легших на мои плечи, от этого не слишком убавилось…

И все же, когда работники искусствоведческого фронта слышат обращенные к ним слова «заказчик», «строительные кадры», «СНиПы», «подвижные грунты» и т. п., я испытываю чувство глубокого умиления. Когда практики слышат профессиональный разбор петербургской архитектуры последнего двадцатилетия, я чувствую, что мои усилия потрачены не зря.

Во взаимном общении искусствоведов, проектировщиков, историков архитектуры, а также представителей смежных искусств (правда, пока редких) разрушаются  устойчивые стереотипы, уходят представления об искусствоведах как о сухих, дотошных снобах, не имеющих понятия о реальном процессе проектирования и строительства, и об архитекторах как о самодовольных и ограниченных бизнесменах от искусства, которых интересует лишь мнение заказчиков.

В этом году круг активных практиков стал еще шире: помимо одного из «отцов» проекта Р.М. Даянова в конференции приняли участие М.А. Мамошин, М.Б. Атаянц, М.А. Белов (Москва), В.К. Линов и некоторые более молодые докладчики. Необычайно приятно было видеть среди слушателей С.П. Шмакова, присоединявшегося и к нашему непринужденному фуршетному общению. Хотелось бы, чтобы круг практиков, определяющих архитектурный облик сегодняшнего Петербурга, стал еще                шире, чтобы их профессиональное общение с теоретиками стало «плановым».

Наконец, сама тема традиции в современности, столь важная и столь неисчерпаемая: сегодня у меня есть ощущение поставленного вопроса, который начал приобретать хотя и расплывчатые, но все же видимые очертания. И к этой глыбе начали прикасаться с разных сторон. Что есть традиция в изначальном философском смысле? Как ее понимали и понимают в контексте современности? Как стилистику или как фундаментальную ориентацию на вневременное, вечное? Какие проявления традиции в ХХ веке мы сегодня переосмысливаем? Какие видим сегодня, какие считаем наиболее интересными и осмысленными?

Трехдневный интенсивный обмен мнениями по этим вопросам стал необыкновенно интересным, приятно было слышать слова благодарности коллег и пожелания дальнейшего общения. С.П. Шмаков пожелал, чтобы докладчики больше времени уделяли современной петербургской архитектуре «с переходом на личности», это еще теснее сблизит представителей единой, но расколовшейся на обособленные звенья профессии.

Хотелось бы только, чтобы проект под красивым итальянским девизом, означающим «монументальность и современность», получил более весомую и системную поддержку со стороны архитектурного цеха.

КОММЕНТАРИИ АРХИТЕКТОРОВ

С.П. ШМАКОВ, заслуженный архитектор РФ, член-корреспондент МААМ:
По теме прошедшей конференции, посвященной «традиции и контр-традиции», могу подтвердить, что тема актуальна во все времена, т. к. затрагивает огромный пласт творчества, мучительно решающего вопрос взаимоотношений традиций и новаторства в искусстве вообще и в архитектуре в частности. На мой взгляд, эти два понятия суть две стороны одной медали или ИНЬ и ЯН из восточной мудрости. Это диалектическое единство, где одно понятие плавно перетекает в другое и наоборот…
Теперь уточню свою мысль по возможной форме подобной конференции. Чтобы архитекторы-практики и искусствоведы-критики не существовали в параллельных мирах, можно было бы себе представить их очное столкновение, когда к докладывающему свои работы архитектору-практику присоединяется в виде оппонента искусствовед-критик и они пытаются в дружеском споре родить истину. Даже, если роды пройдут неудачно, все равно это будет полезно для аудитории. Таких пар можно было бы собрать много, а участники-зрители этих баталий могли бы поднятием руки (почему бы нет?) принимать позиции того или другого.

М.А. МАМОШИН, архитектор, вице-президент СПб СА, профессор IAA, академик МААМ, член-корреспондент РААСН, руководитель ООО «Архитектурная мастерская Мамошина»:
Прошедшая конференция, посвященная теме «традиции – контр-традиции в архитектуре Новейшего времени», привлекла к участию не только профессиональных искусствоведов, но также и практикующих архитекторов. Впервые получился симбиоз практики и искусствоведческой информации в контексте данной темы, что приводит к мысли о необходимости возрождения подобных практических (в прямом смысле слова!) конференций. Преодоление этого барьера между архитекторами-практиками и  архитектурными теоретиками – идея не новая. В 30-50-е годы в Академии архитектуры основной задачей ставили объедение теории и практики текущего момента. Это был расцвет теории и практики в их единстве. Эти две сущностные вещи дополняли друг друга. К сожалению, в возрожденной Академии РААСН мы видим, что блок искусствоведов (теория) и архитекторов-практиков разделен. Происходит изоляция, когда теоретики поглощены внутренней проблематикой, а  практики не анализируют текущий момент. Полагаю, что дальнейшее движение в сторону сближения теории и практики – одна из главных задач. Выражаю признательность организаторам конференции, сделавшим шаг на этом пути.

Д.В. КЕЙПЕН-ВАРДИЦ, кандидат искусствоведения, ученый секретарь НИИТИАГ:
Прошедшая конференция оставила впечатление необычайно насыщенных дней. Плотная программа из более чем 30 докладов прямо во время заседаний дополнялась незапланированными развернутыми выступлениями по теме, а начатая во время обсуждения докладов дискуссия плавно переходила в неформальное оживленное общение участников и слушателей в перерывах и после заседаний. Очевидно, что не только заявленная организаторами тема конференции, но и сам формат ее организации и проведения привлекли множество разных участников и слушателей. Пожалуй, конференцию можно было бы сравнить с архитектурным салоном, где любой может высказаться и любой может открыть для себя что-то новое. И это самое главное качество конференции и главная точка ее притяжения.

Р.М. ДАЯНОВ, соорганизатор проекта MONUMENTALITA & MODERNITA, руководитель проектного бюро «Литейная часть-91», председатель совета по культурному и историческому наследию СПб СА:
Четвертая конференция в рамках проекта «MONUMENTALITA & MODERNITA» позволила увидеть путь, пройденный нами за эти четыре года.
Когда мы начинали этот проект, предполагалось, что речь пойдет о сохранении и изучении объектов и культурных явлений определённого  периода, ограниченного 1930-1950 годами. Но, как во всякой вкусной еде, аппетит к четвертому блюду разыгрался! И неожиданно  практики примкнули к научному кругу. Есть надежда, что они и в дальнейшем будут активно внедряться в этот процесс, чтобы совместно с искусствоведами и историками архитектуры вырабатывать взгляд не только на происходившее 70 – 80 лет тому назад, но и на явления вчерашние, сегодняшние и завтрашние.
Посмотрите, фундаменты завтрашней архитектуры уже заложены, но что на них вырастет? Сможем ли мы в этом достойно существовать – или это «волчьи ямы», бомбы, трущобы? И не придется ли последующие 70 лет выкорчевывать созданное?
Как незаметно мы перешли от проблемы сохранения к вопросу создания… Может быть, это и есть смысл научно-практической конференции, а не просто научной. Наука слишком сильно отстала, запуталась в дебрях неоренессанса. Ведь так удобно и безопасно не касаться имен сегодняшних. А может быть, стоит в современных явлениях поискать истоки будущих процессов – подкинуть пищу потомкам?
Прошедшая конференция нас убедила: и практикам есть чем поделиться.

77-я Всероссийская научно-техническая конференция «Традиции и инновации в строительстве и архитектуре»

77-я Всероссийская научно-техническая конференция «Традиции и инновации в строительстве и архитектуре»

(Самара, АСА СамГТУ, 27.10.2020 — 29.10.2020)

Приглашаем принять участие в 77-й Всероссийской научно-технической конференции «Традиции и инновации в строительстве и архитектуре».

Конференция посвящена проблемам и перспективам развития в области строительства и архитектуры, охраны окружающей среды и энергетики.

В этом году наша конференция пройдет в дистанционном режиме на базе онлайн-платформы ZOOM. Для участия в ней необходимо до 20 октября пройти регистрацию. После чего на Ваш электронный адрес мы вышлем ссылку.

СЕКЦИИ КОНФЕРЕНЦИИ:

1. Градостроительство
2. Архитектура жилых и общественных зданий
3. Архитектура
4. Архитектурно-строительная графика и изобразительное искусство
5. Дизайн
6. Инновационное проектирование
7. Реконструкция и реставрация архитектурного наследия
8. Строительные материалы
9. Технология производства строительных материалов, изделий и конструкций
10. Сопротивление материалов и строительная механика
11. Автомобильные дороги и инженерная геодезия
12. Природоохранное и гидротехническое строительство
13. Водоснабжение и водоотведение
14. Теплогазоснабжение и вентиляция
15. Строительные конструкции и технологии
16. Инженерная геология, основания и фундаменты
17. Автоматизированные системы в строительстве
18. Управление качеством в строительстве и эксплуатация объектов ЖКХ
19. Строительный стоимостной инжиниринг
20. Экспертиза и управление недвижимостью

Сборник научных статей будет размещен на сайте научной электронной библиотеки, и включен в национальную информационно-аналитическую систему РИНЦ (Российский индекс научного цитирования).

УСЛОВИЯ УЧАСТИЯ

Для участия в конференции необходимо до 1 марта 2020 г. представить на электронную почту оргкомитета [email protected] следующие материалы:

Публикация – бесплатная.

Электронный сборник статей конференции высылается по указанному в заявке адресу.

При несоответствии статей тематике конференции и требованиям по оформлению, нарушении сроков подачи материалов оргкомитет вправе отклонить работы.

Электронный сборник статей конференции высылается по указанному в заявке адресу.

Место проведения

ФГБОУ ВО «Самарский государственный технический университет»

Академия строительства и архитектуры (АСА СамГТУ)

443001, г. Самара, ул. Молодогвардейская, 194

Контакты

8 (846) 339-14-38, 8 (846) 339-14-15

8 (846) 332-19-65

Белякова Елена Анатольевна, Кулакова Елена Александровна

9780195088915: Традиции в архитектуре: Африка, Америка, Азия и Океания — AbeBooks

Традиции в архитектуре: Африка, Америка, Азия и Океания — это первое крупномасштабное однотомное исследование, посвященное архитектурным достижениям различных культур, выходящих за рамки евроамериканских традиций. В отличие от традиционных хронологических обзоров истории архитектуры, этот том организован тематически, чтобы показать основные общие черты всех человеческих сообществ.Чтобы дать общее представление о культурном наследии, определяющем эти разнообразные группы, обсуждаются как народные, так и монументальные произведения. Книга разделена на пять основных разделов, каждый из которых посвящен конкретным темам, важным для всех обществ. Авторы обсуждают эти темы с точки зрения конкретных архитектурных решений, сравнивая и противопоставляя территориально разделенные здания и традиции строительства. Например, вопрос архитектурного значения изучается с помощью символических садов в Китае, словесного орнамента в исламском мире и настенных росписей женщин ндебеле из юго-восточной Африки.Начиная с исследования способов сохранения преемственности традиционных форм, авторы затем исследуют практические вопросы, такие как жилищные и пищевые структуры, климат и экология, строительные материалы, а также архитектурные формы и методы. Архитектурные цели и задачи, которые определяют, что строится, варьируются от культуры к культуре, и им уделяется особое внимание. Планирование и дизайн — способы использования пространства в моделях организации — от городских планов до ландшафтных ландшафтов.Авторы завершают рассмотрение культурных ценностей, исследуя способ взаимодействия архитектуры с общественными отношениями, традиционными теориями, процессом принятия решений и экономикой строительства. Книга дополнена более чем 200 фотографиями, картами и диаграммами, а также глоссарием и полной библиографией. Это уникальное исследование просветит студентов и откроет новые возможности для исследований.

«синопсис» может принадлежать другой редакции этого названия.

Как архитекторы помогают сохранить культуру и традиции места — RTF

Культура и традиции являются основными связующими элементами, обеспечивающими выживание сообщества для будущих поколений. С древних времен сообщества по всему миру смотрели на свои местные традиции в поисках чувства социального единства и самобытности. Для них чувство гордости и чувство принадлежности — одно и то же, что часто отражается в нематериальных компонентах их культуры.Физически это также можно увидеть в их искусстве и архитектуре.

Хижина Бхонга © www.dsource.in

Архитектурная идентичность — это культурная и социальная ассоциация людей с их искусственной средой. Таким образом, архитектурное наследие является важной частью сообщества, и люди иногда делают все возможное, чтобы защитить его. Для архитектора крайне важно понимать культурный контекст сообщества при проектировании любого здания для него. Часто проводя время с местными жителями в их среде коренных народов, можно получить прекрасное представление о социальных практиках, которые они лелеют.Фактически, простое наблюдение за обычным распорядком дня людей помогает архитектору придумывать элементы в своем дизайне, которые соответствуют традиционным убеждениям людей. Такой подход к проектированию поможет людям ассоциироваться с недавно спроектированной структурой как с их собственными и вскоре создаст для них уникальную архитектурную идентичность.

Хижина Бхонга © www.dsource.in

ПОНИМАНИЕ РОЛИ АРХИТЕКТОРА

Взять пример народной архитектуры, на которую повлияли методы и традиции строительных материалов, характерные для данной местности; мы могли бы понять ассоциацию архитектора с социальными аспектами архитектуры.

Хижина Бхонга в Гуджрате представляет собой цилиндрическую структуру, которая адаптируется к климатическим условиям пустыни и сейсмоопасным условиям штата. Стены хижины сложены из сырцовых блоков с конической крышей из бамбука, покрытой глиной или соломой.

Хижина Бхонга © www.dsource.in

Чтобы обеспечить лучшую защиту от жары снаружи, стены и крыша всех хижин дополнительно покрыты слоем глины с использованием техники плетения и мазка.Затем они также покрываются коровьим навозом, который обеспечивает дополнительный слой изоляции от тепла. Коровий навоз также обладает множеством антибактериальных свойств, и его применение помогает избавиться от насекомых и болезней.

Bhonga Hut © www.whiterannresort.com

Несмотря на неисчислимые антибактериальные свойства, эта практика применения коровьего навоза часто ассоциируется с определенными культурными ритуалами, когда женщины носят коровий навоз на голове, чтобы использовать его в своих построенных сооружениях. В дополнение к этому, стены хижин Бхонга также украшены замысловатыми узорами, характерными для этого региона при различных церемониях.Любая хижина Бхонга, которая не придерживается этих ритуалов, часто отчуждается людьми.

Музей племен © www.visitworldheritage.com

В последние годы этим хижинам Бонга также был придан современный вид различными архитекторами штата. Эти современные постройки, построенные как местные курорты, соответствуют культурным ценностям региона и поэтому приобрели большую популярность как среди туристов, так и среди местных жителей.

Музей племен © www.visitworldheritage.com

Планировка интерьера также играет очень важную роль в представлении культуры любой цивилизации, поэтому как архитектору этому аспекту также следует уделять равное внимание.Племенной музей — это хорошо спланированное архитектурное чудо в Бхопале, построенное архитектором Ревати Каматхом. Он состоит из шести красиво оформленных галерей, которые изображают ритуалы и социальные обычаи всех семи коренных племен Мадхья-Прадеша через хранилище традиционного искусства. Это искусство в виде декоративных интерьеров и артефактов, созданных самими племенами государства. Они изображают такие события, как свадьбы и фестивальные ритуалы, местный фольклор, мифологические примеры и культурные ассоциации людей с природными элементами.Хорошо освещенные галереи, декоративные интерьеры и организационная структура всего музея дополняют всю традиционную атмосферу музея, оставляя всех посетителей очарованными.

Музей племен © www.visitworldheritage.com

Еще один достойный пример использования традиций в архитектуре — Лувр Абу-Даби. Построенный архитектором Жаном Новоул как «Город-музей на воде», его дизайн вдохновлен традиционной арабской культурой. Около двух третей этого города-музея покрыто большим куполом, состоящим из перфорированного тканого материала с геометрическими узорами, которые создают живописные виды солнечного света, танцующего в интерьере музея.

Лувр, Абу-Даби © www.telegraph.co.uk

Согласно священным писаниям ислама, купол — это священное место над камнем, где Пророк Мухаммед совершил прыжок в небеса. Перфорированный купол музея дает современную интерпретацию концепции купола в традиционной арабской архитектуре, где он символизирует «Вход в небеса» (Жмурко * 2, 2015).

Лувр, Абу-Даби © www.telegraph.co.uk

Кроме того, геометрические отверстия купола, пропускающие солнечный свет, изображают пальмовые листья, которые использовались для кровли в древних домах Ближнего Востока.Поскольку эта современная структура знаменует собой переход от традиционной архитектурной идеологии к современной, роль архитектора в этом революционном нововведении очевидна.

Лувр, Абу-Даби © www.telegraph.co.uk

Для того, чтобы любое построенное сооружение было принято людьми в его непосредственном окружении, крайне важно, чтобы здание соответствовало их культурным ценностям и социальным нормам. Несоблюдение этого может привести к сопротивлению и, в конечном итоге, к отказу от построенной конструкции.В дополнение к этому, учитывая текущую тенденцию модернизации, когда все больше и больше людей меняют свои традиционные корни и приспосабливаются к современному образу жизни, роль архитектора чрезвычайно важна. Вместо того, чтобы навязывать им современный западный прототип построенной конструкции, он / она должен сохранить традиционный дух людей через свои проекты.

БИБЛИОГРАФИЯ

Жмурко * 2, В. Х. (2015). Изображающая роль купола в традиционном и современном арабском языке. ИИСТЕ , 26-33.

Музей племен Бхопал — http://www.mptourism.com/blog/Bhopal-tribal-museum.html

Хижины Бонга — http://www.dsource.in/gallery/habitats-kutch-bhunga

АРХИТЕКТОРОВ, ВЕРНАКУЛЯРНЫХ ТРАДИЦИЙ И ОБЩЕСТВА на JSTOR

Abstract

Вся архитектура является воплощением культурных норм, существовавших до отдельных зданий. Народные традиции характеризуются тесной взаимосвязью между пониманием этих норм проектировщиками, строителями и пользователями.Современный западный дизайн является результатом преувеличения некоторых аспектов в рамках западной народной традиции: а именно, желания воли, свободной от условий окружающей среды, и соответствующей эстетики искусственности. Истинная народная традиция основана на участии, вовлечении и эгалитарной политической этике. Но большая часть связи с этими силами в современном обществе потеряна, и это привело к невежеству, ослаблению культуры и снижению личных возможностей. Напротив, простая форма народного здания представляет собой внешний образ устойчивой социальной идеи.Хотя обычное здание не может быть идеальным экологическим решением, и хотя его использование деталей может быть непоследовательным, оно показывает, что дизайнер на местном языке является тонким инженером в организации человеческих отношений, основанных на установленном социальном порядке. Утрата народных традиций обычно связана с созданием барьеров для прямого социального взаимодействия, разделением функций внутри здания и наложением внешней маски симметричности. Эти изменения обычно соответствуют изменениям в природе общества, от общества, основанного на доверии, до общества, основанного на эксплуататорских социально-экономических отношениях.Изучение народных традиций позволяет архитектору быть более самосознательным и критически относиться к произвольным условностям своей собственной культуры. Это также делает его защитником природы и общественным деятелем. Для архитектора, который понимает народные традиции, терпеливые полевые исследования могут помочь излечить дислокации современного общества и восстановить некоторые общие основы дизайна, характерные для народных традиций.

Информация журнала

Обзор традиционных жилищ и поселений является официальным изданием IASTE.Как полугодовой рецензируемый журнал, TDSR действует как форум для обмена идеями и средство распространения информации и отчетов об исследовательской деятельности. Все статьи, представленные в TDSR, оцениваются путем слепого рецензирования. TDSR финансируется за счет грантов Фонда Грэма, Программы публикаций Гетти, Национального фонда искусств и офиса проректора Калифорнийского университета в Беркли.

Информация для издателя

Международная ассоциация по изучению традиционных сред (IASTE) была создана на Первом международном симпозиуме по традиционным жилищам и поселениям, состоявшемся в Беркли в апреле 1988 г., чтобы действовать как междисциплинарный форум, где ученые из различных дисциплин и стран могут обмениваться идеями. обсудить методы и подходы и поделиться результатами.В отличие от дисциплинарных обществ, занимающихся развитием определенных дисциплин, IASTE больше интересуется сравнительным, межкультурным и междисциплинарным пониманием традиционных жилищ и поселений как выражения культурных традиций.

Традиционная архитектура — мост для сохранения традиций

Говорят, история — это мост, который соединяет прошлое с будущим, а затем связывает их с традициями.И это то, что нам нравится в нашей архитектуре.

Традиционная архитектура

Традиционная архитектура может считаться доской на этом мосту, потому что она учитывает стили, характерные для конкретного региона. Архитекторы и строители обязаны и даже стремятся сохранить связь с прошлым в отношении стиля зданий, которые они возводят, чтобы оставаться в соответствии с общим дизайном региона. Это создает связь с прошлым и дает региону ощущение постоянства в усилиях по поддержанию своего традиционного взгляда на сообщество.

Принимая во внимание более старое сообщество, мы видим, что дома, построенные в этих сообществах, создают стандарт того, что строитель или архитектор стремится сохранить. Возьмем, к примеру, сообщество, которому больше ста лет. Эти дома, а также здания, построенные в то время, закладывают традицию будущей архитектуры. Это означает, что конструкция окон и дверей, высота зданий и элементы крыш перенесены в новое строительство.Отсюда мост, соединяющий прошлое с будущим.

Насколько важна традиционная архитектура? Даже у самого маленького ребенка есть воспоминания о прошедших днях, и если воспоминания хорошие, они их бережно хранят и иногда хотят их повторить. То же и с традиционной архитектурой. Он поддерживает ту связь с прошлым, которая связывает нас со зданиями в старинном стиле. Старое, интегрированное с новым, сохраняет чувство единообразия, не отходя от наследия и традиций общины.

СВЯЗАННЫЙ: Новая традиционная архитектура

Стиль означает традиционный дизайн, и стиль никогда не будет поверхностным по внешнему виду, потому что хорошие здания формируются более глубокой архитектурой. Он выражает его возраст, и это возраст ушедший.

Использование традиционной архитектуры действительно не продвинуто, потому что это не продвигает дисциплину к модернизации. Сохранение старого — это то, из чего часто состоят наши воспоминания, и отклонение от этого прошлого стирает традиции и, следовательно, вводит сообщества в совершенно новую эру.Мост, соединяющий прошлое с настоящим и будущим, рухнет.

Топ-10 архитектуры Архитектура между традициями и современностью

Уважение и признание найденного здания — две основные паузы, когда дело доходит до восстановления пространств сегодня. Остаются позади агрессивные методы архитектуры, которые противостояли прошлому и развивались параллельно с культурой или историей существующих построек. Напротив, появляется новое движение, которое противодействует этому «золотому веку».Возрождение традиционных методов и традиций, которое идет рука об руку с новыми технологиями и новыми материалами. Техники, которые, конечно, не забывают о некоторых дизайнах, которые открывают гораздо больше пространства и создают контраст между существующими элементами и «новым делом» архитектуры. Сегодня мы представляем десять проектов, сочетающих традиции и современность с разных точек зрения и из разных географических регионов. Потому что важно не где, а как.

Masseria Moroseta, средиземноморский курорт

Masseria Moroset, сельский гостиничный комплекс, созданный дизайнером Эндрю Троттером.Расположенный в итальянском регионе Плугиа, он был задуман как традиционный фермерский дом с современным интерьером. Традиционные методы и местные материалы как основа проекта с видом на море в окружении оливковых рощ. Архитектура из белых объемов, которая расширяется и в то же время интегрируется в сельскую среду, полную истории, в которой она находится.

+

Casa do Meio, между традициями и современностью

В галисийском городе Сантьяго-де-Компостела находится этот трехэтажный дом, построенный между медианами, на улице, которая дает название проекту, Rua do Meio .Arrokabe Arquitectos полностью восстанавливает дом и адаптирует его к новым потребностям нынешней семьи. Сохраняя и максимально соблюдая первоначальную структуру дома, новые комнаты открываются, адаптируя пространство к требуемой программе. Найденное здание раздевается и обновляется, в результате чего появляются светлые пространства, возвращающие первоначальный объем. Традиции и современность работают рука об руку, укрепляя отношения между новым и существующим.

+

Магазин Bankara, винтажная одежда в традиционном японском доме

В старом доме, типичном для японского города Сайтама, теперь находится магазин Bankara.Дом, построенный в 1940 году, преобразует свое первоначальное использование, чтобы дать начало выставке винтажной одежды. Studio201Architects преобразовывает пространство, используя и улучшая оригинальную деревянную структуру. Ряд панелей OSB стратегически размещен для создания плавной циркуляции. Новые материалы, сосуществующие с уже существующими. Пример японской интервенции, к которой мы не привыкли. Традиции и современность, подчеркивающие концепцию перемен.

+

Moradia Terras, обновленный традиционный лиссабонский дом

В окрестностях Белен, одного из самых исторических и монументальных районов Лиссабона, родился Moradia Terras.Группа архитектуры и урбанизма CAIS восстанавливает этот традиционный набор, придавая ему современный вид и адаптируя его к текущим потребностям. Полностью интегрированный с окружающей средой, он сохраняет свой первоначальный фасад, предлагая красочный (и очень португальский) образ. Между тем, интерьер преображается с использованием элементов из бетона, дерева и белого цвета, создавая дом, приспособленный к современной жизни. В отличие от этих современных интерьеров, мы находим в задней части дома большой внутренний дворик, который оптимизирует отношения между интерьером и экстерьером и сохраняет один из фасадов старого склада и служит распределением для этой зоны, сада и хранилища.

+

Vineyard House, где традиции и современность идеально сочетаются.

с ландшафтом.

Casa de Vinha, тщательное вмешательство архитектурной студии Blaanc в окружающий ландшафт. Этот дом в Монтижу, Португалия, находится в самом центре обширного сельскохозяйственного поместья. Состоящий из трех переплетенных томов, он может соответствовать ландшафту и удовлетворять потребности новых арендаторов. Этот дом, построенный в технике тапиала, сочетает в себе эстетические и экологические ценности, позволяя слиться с природой и архитектурой, характерными для традиционного португальского пейзажа.

+

Посито Пескеро, ценность традиционной архитектуры

Посито Пескеро, сооружение середины девятнадцатого века, восстановленное и оцененное архитекторами ARN Arquitectos. Это здание Санта-Пола восстанавливает сущность и меняет свое предназначение благодаря решению Гильдии рыбаков как владельцев того же самого. Уважительное вмешательство в предсуществование возвращает часть его истории населению и наделяет пространство новой функцией, более соответствующей нынешним временам.Направленный на новое использование отеля, он перераспределяет внутреннее пространство и создает двойную высоту, что позволяет увеличить полезную площадь и различные точки зрения на существующую архитектуру. Современные металлические элементы и минималистская мебель сосуществуют с архитектурой, наполненной традициями, и делают ее главным героем.

+

Японская баня Кубо Цусима

Японская архитектурная традиция и авангардный дизайн объединены японской архитектурной студией Kubo Tsushima Architects.Эта ванная комната, расположенная в гостиничном комплексе 17 века, была переработана, чтобы обеспечить экологичность и привлечь туристов. Это здание, расположенное в Гумме, Япония, имеет экстерьер, соответствующий традиционной архитектуре, и интерьер, в котором древесина изгибается и обволакивает пространство. Интерьер, контрастирующий с экстерьером, где царят традиции. Изгибы, органические формы и свет как императивы во внутреннем пространстве и традиции как максимум в его экстерьере.

+

Finca en Extremadura от Ábaton Arquitectura

Finca in Extremadura от Ábaton Arquitectura — это произведение, отражающее традицию и современность.Признавая существующую сельскую структуру, исследование способно превратить ее в пространство с текущим использованием. Этот старый заброшенный сарай преображается и обретает новую жизнь, освобождая внутреннее пространство стен и перегородок, соединяя внутреннее и внешнее пространство, а также включая устойчивые системы с помощью солнечных батарей и турбин. Технологии, традиции и здравый смысл рождают новую адаптированную архитектуру.

+

Restauración del Palacio от Condestable por Tabuenca & Leache

Tabuenca & Leache, архитектурное исследование, отвечающее за восстановление Casa Palacio del Condestable в Памплоне.Это историческое здание с годами претерпело большие изменения, адаптировавшись к изменениям с 16 по 19 и 20 века. В то время исследование архитектуры очистило пространство и удалило его от перегородок и дополнений, восстановив (насколько это возможно) характер пространства в его основополагающем состоянии. Проект, сочетающий традиционные методы и материалы с современными конструктивными техниками.

+

29 Нетрадиционное жилье от Garcés de Seta Bonet Arquitectes

Архитектурная студия Garces в Seta Bonet отвечает за преобразование этого бывшего спиртзавода в 29 нестандартных домов в Побленоу, Барселона.Проект, состоящий из 29 поливалентных и гибких пространств, приоритетом которых является спасение и восстановление найденных традиционных элементов. История и собственный характер как признаки самобытности в этих 29 домах, которые украшают найденное здание и придают ему еще не обнаруженное предназначение.

+

Роль традиций и инноваций в городе

© Ф. Трончин (CC BY-NC-ND) Поделиться

• Facebook

• Twitter

• Whatsapp

• Почта

Или

https: // www.archdaily.com/769700/the-role-of-tradition-and-innovation-in-the-city

Эту статью написали Родриго Битенкур и Глаусия Далмолин, а с португальского — Родриго Битенкур.

Город и цивилизация — явления сопутствующие. Город можно рассматривать как вместилище, которое одновременно вмещает и передает цивилизацию. Фактически, поскольку человек отличается от других существ своей способностью бесконечно учиться, своей способностью к совершенствованию (муравьи, жившие шесть тысяч лет назад, имели те же черты, что и нынешние муравьи: они ограничены узким диапазоном поведения, продиктованного их генетическими программами), он приобрел способность экстраполировать природу и, таким образом, строить по-своему, создавая историю.Поскольку каждая человеческая жизнь уникальна и никто не может предопределить, как она будет осуществляться, можно сказать, что человеческое существо несет в себе историческую двойственность: индивидуальную историю или образование и коллективную историю или культуру.

Оба измерения, образование и культура, составляют концептуальную основу всей человеческой деятельности, определяя ценности и наиболее подходящие средства для их достижения. Эти измерения можно материально рассматривать в городах через городской пейзаж, сохранение зданий и другого наследия.Таким образом, город — это запись человеческих действий, остающихся во времени, а архитектура — конкретный пример знаний, накопленных бесчисленным множеством людей на протяжении последующих поколений. По этой причине архитектура является инструментом для понимания определенного периода времени в истории народа, культуры или даже цивилизации, поскольку она показывает эволюцию изобретательности человечества, а также его чувство гармонии и ценностей.

Via Kostof, 1993, стр. 13

Традиции и инновации

Город рассматривается как свидетельство человеческих действий и, таким образом, относится к категории сложных социальных явлений, порождающих спонтанные порядки.Эти явления можно определить как организации, которые являются результатом серии индивидуальных и добровольных человеческих действий, которые, стремясь удовлетворить собственные интересы человека, в конечном итоге служат интересам других и создают коллективные образования, которые не были задуманы или запланированы каким-либо конкретным лицом. физическое лицо.

Фактически, большинство социальных институтов (язык, валюта и т. Д.) Представляют собой спонтанные порядки, которые со временем развиваются в процессе социального отбора, обеспечивая непрерывность и совершенствование тех коллективных образований, которые помогают обеспечить успех индивидуальных действий. .Поскольку эти институты позволяют людям достигать своих целей, у других людей есть стимул в определенной степени подчиняться правилам работы этих институтов, повышая их эффективность и еще больше увеличивая потенциал человеческих действий. Итак, существует сильная эволюционная составляющая в институтах и ​​социальных системах; тот набор традиций и обычаев, которые, хотя и не подлежат рациональному пониманию, составляют основу жизни в обществе.

Однако, , поскольку общество меняется с течением времени, слепое подчинение традициям и обычаям может привести к тому, что оно станет статичным или даже мертвым .В этом смысле инновации являются важным фактором для создания динамичной культуры и частью эволюционного процесса, описанного выше. Следовательно, важной особенностью правил поведения является то, что они являются добровольными и позволяют провидцам и пионерам не подчиняться им и испытывать новые возможности, которые на их страх и риск могут оказаться неточными или привести к важным открытиям, открывающим новые возможности действий.

При этом город представляет собой сложный сценарий и, следовательно, богат возможностями.С одной стороны, меняется общество, возникают новые цели, появляются новые потребности, трансформируются обычаи и привычки. С другой стороны, накопленные знания и опыт материализуются во всех зданиях и помещениях; они воспоминания о городе.

Сочетание унаследованных традиций и адаптивных инноваций лучше всего прослеживается в преобразованиях городских поселений, созданных расширением Римской империи. Города, созданные римскими завоевателями, обычно следовали ортогональной сетке с двумя перпендикулярными главными дорогами, место встречи которых указывало на городской и торговый центр, Форум.Как правило, такие поселения опирались на общественные структуры для удовлетворения государственных, религиозных и культурных потребностей. С распадом Империи силы, традиции и обычаи, которые сохраняли и создавали городскую среду, были изменены или даже исчезли. Таким образом, поучительно отметить последующие модификации городской формы в соответствии с типом общества, пришедшим на смену предыдущему.

Via Kostof, 1993, стр. 49

На рисунке выше в центре изображен типичный римский город имперского периода и два последующих преобразования в более поздние времена.Слева, в восточном регионе бывшей империи, исламское население присвоило общественные пространства, а ортогональные улицы заменены сетью узких улиц и переулков, которые определяют жилые кластеры, собранные в суперкварталы вдоль этнических и племенных структур. Справа итальянское феодальное общество собрало несколько кварталов, чтобы воссоздать типичные укрепленные комплексы феодальной традиции.

Древняя Греция также предлагает важные примеры спонтанного развития города и культурного содержания, которое несет в себе архитектура.На протяжении своей истории греческий народ претерпевал серьезные изменения, которые требовали новых пространственных решений, а также адаптации существующих структур. В эпоху бронзы в Греции преобладал монархический режим, основанный на фигуре короля, который концентрировал роли воина, священника и администратора. Центром городской жизни был дворец-крепость, обычно расположенный в стратегических местах легкой обороны: акрополе.

С распадом монархического периода и после разрыва, известного как «средневековье греков», возник греческий полис, и воцарился новый тип правительства — Республика.В этом новом порядке власть стала коллективной, публичной и открытой. Его осуществление проходило в новом пространстве, квадрате под названием Агора, который согласованно отражал черты нового режима и появление — впервые в истории — человека нового типа, гражданина (того, кто знает, что они равны со своими собратьями в отношении своих прав, разума и, следовательно, достоинства, и активно участвовали в решениях, принимаемых на Агоре).

Таким образом, органическая городская морфология греческого полиса свидетельствует о медленном и спонтанном росте города — каждое пространство хранило традиции, мифы и воспоминания, а в это материальное и нематериальное наследие были внесены последовательные изменения.В этом смысле Акрополь можно рассматривать как пример преобразующего давления на очень сильные и эффективные консервативные силы в греческом обществе. Фактически, со сменой режима Акрополь утратил свои политические функции в пользу Агоры, но сохранил свои древние религиозные функции, служа связующим звеном между настоящим и древним периодами.

Архитектура Акрополя и Агоры объясняет их моменты в греческом обществе. В этом смысле их культурные и исторические особенности были встроены в их материальное выражение.Пожалуй, лучший пример — Парфенон.

Созданный как обитель богов, Парфенон олицетворяет не только религиозность этого общества, но и их чувство конструктивной гармонии. Греки верили, что Вселенная состоит из совершенных законов, которые создают порядок — космос. Задача философии и искусства состояла в том, чтобы открыть и выразить такие законы и тем самым создать справедливость и красоту, которые считались одним и тем же, и в Парфеноне такие стремления очевидны.Поскольку его внутренняя часть была полностью закрыта, религиозные обряды проводились снаружи, вокруг храма. Таким образом, обработка фасадов включала в себя подробные колонны, линейные и фигурные барельефы, фронтоны и другие элементы, которые были расположены в соответствии со строгими понятиями пропорции и геометрии, цель которых заключалась в сохранении подобия точного выравнивания. Линии, которые казались перпендикулярными и горизонтальными, на самом деле были размещены на изогнутых и наклонных плоскостях, чтобы исправить оптическую иллюзию перспективного искажения.

В отличие от последовательности древних греков, следует также соблюдать более поздние времена эклектики. Когда в настоящем нет инноваций, многие архитекторы ищут в прошлом темы, которые функционально или символически подходят для современных зданий. Копии греческих храмов легко найти в различных регионах мира, и большинство из них не имеют архитектурной ценности как отражение наследия общества, к которому они принадлежат. Таким образом, эта новая архитектура, которая могла бы отражать текущие идеи, отражать новые решения, технологии, эстетические устремления и так далее, является всего лишь копией предыдущей эпохи.В этих обстоятельствах можно сказать, что для того, чтобы архитектура помогла понять определенное время в истории народа и его культуры, она должна быть спроектирована в соответствии со временем, в котором живет этот народ.

* * *

Все еще малоизученная идея о том, что отдельные действия могут приводить к непредвиденным результатам, которые в целом способны производить упорядоченное формирование характера, имеет глубокое значение при изучении городов и их архитектуры. Эта идея выдвигает на первый план городскую территорию как вместилище обширных накопленных знаний, которые по большей части понимаются лишь частично и составляют набор институтов, существование и стандарты которых являются предпосылками всех индивидуальных действий.

Традиция рассматривается как совокупность прошлых опытов, доказавших свою эффективность в человеческих целях. Таким образом, любая инициатива по изменению построенного пространства исходит из совокупного состояния опыта, который следует принимать во внимание с осторожностью и даже смирением, признавая, что человеческий разум имеет ограничения, которые не могут преодолеть все структуры, возникающие в результате действий тысяч людей. умов с течением времени. Тем не менее профессиональное отношение требует от творческого человека решимости использовать свои рациональные способности, пусть и ограниченные, для решения текущих проблем, которые всегда требуют определенного уровня новаторства.

Следовательно, как материальная запись, которая будет частью жизни людей на протяжении нескольких поколений, любое здание, даже инертное и тихое, находится в постоянном общении, передавая его эстетические, функциональные и технологические стремления, социальные ценности и так далее.

В этом смысле, когда возникает озабоченность по поводу эффективности того, что передается, здание может быть консолидировано, став объектом сохранения с течением времени как архитектурное наследие. В этом сценарии он преодолеет барьер времени, а это означает, что его нововведение было настолько важным для периода, в котором он был реализован, что есть общее желание позволить ему общаться с людьми в ближайшие столетия, как в Парфеноне.

Однако проектирование пространства, которое намеренно сохранялось веками, — задача, за которую немногие возьмутся. Подавляющее большинство архитекторов может действовать в рамках современного общества. Таким образом, их здания будут представлять архитектурную ценность для людей, которые их используют, в плане красоты, жилья, технологий и так далее. Поэтому эти постройки красивы, пока существуют.

Понимание и уважение архитектурного наследия наших городов, а также проектирование в соответствии со временем, в котором мы живем, также являются разумным способом думать о будущих поколениях и помогать им понять свое происхождение.

Ссылки:
Спиро Костоф, The City Shaped, Bulfinch Press, Нью-Йорк, 1993.

Родриго Битенкур — архитектор и урбанист, выпускник Федерального университета Параны (2007 г.) по специальности «Графическое искусство и искусство». Визуализация цифровой архитектуры.
Глаусия Далмолин — архитектор и урбанист, окончила Федеральный университет Параны (2007 г.) по специальности «Дизайн и городской пейзаж» в том же университете (2012 г.).

Синкретические традиции исламской религиозной архитектуры Кашмира

«Актуальный и всесторонний обзор богатых традиций исламской архитектуры Кашмира, связывающий архитектурную среду региона с его политической и культурной историей. В этой книге разумно исследуется диалог — и противоречие — между эстетическими элементами, уходящими корнями в средневековое и домусульманское прошлое долины, и персидскими элементами, впоследствии привнесенными извне.’

Ричард М. Итон , Профессор исторического факультета Аризонского университета, США

«Том Хакима Самира Хамдани — лучший доступный обзор исламской архитектуры Кашмира, охватывающий весь период правления мусульман в Долине с момента его зарождения в четырнадцатом веке до середины восемнадцатого века. Он объединяет корпус зданий, многие из которых малоизвестны и до сих пор не зарегистрированы, которые задокументированы точными размерами, а также текстовыми ссылками, которые закрепляют здания хронологически и контекстуально в свое время.В книге подчеркивается синкретическая самобытность кашмирской архитектуры, выраженная в его мечетях, святынях и гробницах, и она станет незаменимым справочным пособием для любого читателя, интересующегося исламской или индийской архитектурой ».

Эбба Кох , Профессор, факультет истории искусств, Венский университет, Австрия

«Том доктора Хакима Самира Хамдани заполняет важные пробелы в истории исламского архитектурного наследия Кашмира, в широком смысле охватывающего суфийские ханаки, святилища риши и садовые комплексы, а также подробный анализ архитектуры мечетей.В книге рассматриваются многочисленные историографические точки зрения на исламскую архитектуру в Кашмире, а также рассматривается динамический историко-географический контекст архитектурного развития пяти основных периодов, начиная с 14 века. Такое сочетание исторического, культурного и формального подходов поддерживает аргументы книги и размышления о синкретических традициях кашмирской архитектуры ».